Форум » Архив-2 » "Мирное время", автор Kamoshi, миди-романс, закончен, ГП, СС, PG-16 » Ответить
"Мирное время", автор Kamoshi, миди-романс, закончен, ГП, СС, PG-16
Kamoshi: Мирное время Автор: Kamoshi Бета: no Жанр: romance Рейтинг: PG-16 Дисклеймер: героев у Ро не отбираю
Ответов - 31, стр:
1 2 All
Kamoshi: *** Мы жили на вилле – это так теперь называется, вслед за магглами. Я имел несчастье оказаться круглым дебилом, всерьез полагая, что мы – беспечные дачники на правах ветеранов. Да еще – ого! – поселились в таком чудном домике и в таком дивном климате. Ну надо же и отдохнуть, правильно? Война-авады-ордена-горелые трупы…это все кончилось. На повестке дня Прованс, удел чахоточников, как просветил меня Северус. Спокойно! Я его по имени пока называю только за глаза. А в лицо никак. Язык не поворачивается. Все время опасаюсь, а вдруг кокнет за фамильярность, я и на «ты» не так давно перешел. Да, он меня бьет, а вы как думали? Я получаю оплеухи и щелчки, однажды он дал мне по шее так, что я согнулся. Не могу утверждать, что от боли. Скорее, от изумления. И даже закашлялся. Вот тогда и выслушал про чахотку. И про то, что я-то в целом по итогам военного времени физически здоров как вол и обязан работать - и мозгами и руками, а не греть без конца пузо среди белохвосток. И правда, у меня заимелась такая привычка – полетать над деревьями или взмыть к горным вершинам, а потом спикировать прямо на нашу крышу, а там на горячей черепице уже расстелено покрывало. И загорать с видом на близкий пляж, на который лень идти по жаре. Минут пять загорать… пока снизу не донесется окрик. Я его сперва до икоты боялся с этими его воплями и слюнными брызгами! Школьный рефлекс, не выбитый войной. Клянусь. У меня буквально тряслись поджилки, стоило ему уставиться. А уж гаркнуть… тут вообще молчу! Он замечал мой страх, немедленно корчил рожу и гнусавил: что, опять хвост поджал, Поттер, наш славный герой. Хотя вообще-то тембр у него приятный, прямо шелковый, мог бы романсы исполнять под моим балконом. Но в особых случаях он скрипит так, что в ушах чешется, или горланит ругательства вместо романсов под тем же балконом - до сипоты. А со мной у него чуть не все случаи особые. Значит, я дергаюсь на крыше: окрик… О чем? Да о чем угодно. Дни у нас тут были заполнены разнообразной ерундой, чтобы отвлечь героя войны от тяжких воспоминаний и настроить его на мирный образовательный лад. Пришлось ведь вернуться в университет. Методов воздействия на задумчивого героя сотни. Он виртуозно манипулирует мною. А я – великий мастер понимать это с опозданием и беситься в ответ. В итоге мы оба получаем колоссальную энергию друг от друга и от объективной бессмысленности общего времяпрепровождения. Не шпионаж, не выслеживание, не атака… Одна житейская галиматья. Например, такая. - Дорогой мой Поттер! Ты всегда нарушаешь все правила, понятно, но какого черта ты даже сейчас не можешь поправить свои чертовы очки и вчитаться в идиотский рецепт?! - Не орите, сэр, а то молоко скиснет. - Оно уже кислое, болван. Ты забыл вчера убрать его в этот…рефрижератор, а при здешней жаре… - Я забыл?! А кто меня потащил вчера вон из кухни буквально за шкирку? Я и дернуться не успел, не то что о молоке подумать. - Подумать? Не смеши меня. - Дикая какая-то идея – готовить ужин без помощи эльфа и магии… - Я хочу, чтобы ты наконец сдал этот проклятый экзамен по маггловской кулинарии, хотя на черта это астрономам? - Не знаю, программа по-прежнему предусматривает школу выживания на случай военных действий… - В облике повара? - Откуда я знаю, что имеется в виду. У магглов странные методы всего…Лучше бы я зельеварение сдавал. - Зелья нормально составлять ты так и не научился, научись хоть кашу варить. - Ничего себе каша – ризотто с рыбой и слоеные…как их? - Буше с кремом. Все по твоему учебнику, не знаю, какой идиот его сочинял. Хватит причитать. Промыл? Ступай к плите и разожги конфорки. - Чем?! - Носом, Поттер! - Я в отличие от некоторых огнем не дышу! - Еще одно подобное слово, и у тебя полетят искры не только из носа, но и из глаз, а из ушей повалит дым. Я обещаю. - А я на тебя в суд подам за издевательства…О! Я нашел спички, ура… - Не чиркай в мою сторону, мне в этом семестре лоботрясы уже трижды прожгли мантию...не говоря уж об этой проклятой войне. - Идете на рекорд, сэр! - К ПЛИТЕ, ПОТТЕР! *** Мы так развлекались, забавно, да? Еще бы! Потому что не надо было больше всю ночь сидеть в засаде, пропадать от головной боли и рези в глазах, и истекать холодным потом от страха, что твое неумение будет стоить жизни не только тебе, но и тысячам других. Мирное время, почти каникулы, солнце хлещет в узкое окно и Северус – великолепный даже со своим корявым шрамом и еще более злобной от этого физиономией – распахивает холодильник и копается в нем с отвращением. Как будто не в еде, а в помойке. И ругается как заведенный. И ведет себя интересно. - Сссссхххшшшшш… - Поттер. Заткнись ты со своим серпентарго. Это не змея, а рыба, к тому же давно дохлая. И копченая…На. - Я шипел потому что ты наступил мне на ногу…мммм… - Ну так не вытягивай свои конечности через всю кухню. Пальцы мои облизывать тоже необязательно… - Черт…я не хотел…э-э-э…а откуда это? - Твой драгоценный Люпин вчера притащил. Самая подходящая ему рыба, угорь – символ изворотливости… - Люпин приходил? И меня не дождался… - Не перебивай! - Пардон! - Вовремя мог бы вернуться хотя бы ради своего Люпина, я сломаю твою метлу, обещаю! - А где он взял угря? - Хвостом наловил. - Как это хвостом?! Он же больше не трансформируется… Блин, ну я серьезно! - Серьезно у него самого интересуйся, откуда я знаю…Что там у нас дальше? Промыть рис проточной водой. Займись. И достань мне нож из верхнего ящика. - Рис, рис…Какая-то бессмысленная крупа… - Узнаю отличника. Рис – основная составляющая зелий против усталости, для восстановления здоровья и увеличения магической силы. - Ну да... Небось к ним не морковку с луком подмешивают, а какие-нибудь яйца квама или толченое сердце упыря… - Я бы посоветовал скаттл – получишь добавочный эффект способности к телекинезу. - Зачем? - Чтобы двигать предметы взглядом, раз руки едва шевелятся, СКОЛЬКО Я БУДУ ЖДАТЬ НОЖ?! - На, на тебе твой нож… Дурацкий рецепт у этого ризотто. Скучный. - Есть у магглов нескучный деликатес – мозг живой обезьянки: череп вскрывается и содержимое черпается ложкой…Стоять! Куда пошел, Поттер? - Блевать от этих россказней. - Не бойся, содержимого твоей черепной коробки не хватит на угощение даже кузнечику. - А отдельно меня тошнит от вечной теории, что я тупой! Хамство – признак бессилия. - Что, таскался перед отъездом к Грейнджер? - Хватит оскорблять моих друзей! Я… - Рот вытри, весь в шоколаде. - Черт!.. Слюнки потекли? - До чего ты наглый, Поттер! - Да я это…я не это имел в виду, а что помадка вкусной получилась. Можешь попробовать…Э-эй…я же не это имел в виду! И пауза, пауза, пауза… Если бы я мог растянуть ее на века! Он тогда боялся моих пауз. Не выносил, когда я умолкал и сидел уставившись куда-нибудь в никуда. Он принимался орать и дергал за волосы (больно!) и даже, бывало, хлестал по щеке. Еще он заставлял каждый день учить наизусть стихи. И рассказывать их ему по сто раз. Я переполнился лирикой как средневековый менестрель. А в основном по зельям экзаменовал - куда что класть в каком порядке. Скажу честно, мне нравятся его пощечины. Стоп, я никакой не мазохически настроенный кретин. Дело в том, что после оплеухи он иногда погладит по щеке как бы извиняясь. И тут же деловито смотрит мне в зрачки на свет. Но все равно это так приятно, что я описать не берусь. …Я утерял нить рассказа. Я же тут про другое. Умение целоваться – это фантом. Я не понимаю, как это - уметь. А как не уметь? Мне доставалось всякое и в любом случае я был в потрясении. То это вялые, почти мертвые губы, которые вроде бы не расшевелить ценой жизни… то удушающе мощный жесткий напор со вкусом слюны и крови, отчего скелет начинает буквально плавиться в тебе, а про остатки мозгов я уж и не говорю. Вернее, все такое началось позже. А на тот момент в практике значилось в основном просто сухое теплое касание, смазанное и оборванное, потому что он тут же срочно куда-то уходил. Качнется с пяток на носки, окинет быстрым взглядом, повернется – и нет его. Так что та пауза тоже недолго продлилась, он моментально оттолкнул меня, правда, не ушел, а давай высмеивать: - Остальное тебе придется утереть…Ну что ресницами хлопаешь, не девочка ведь, а герой войны. Снимай с огня и давай сюда. А потом мы это ели. Ха-ха. Если хотите подробностей – было так. Я учился сервировке. - Объясняю для особо неодаренных: если на ужин подается второе блюдо, то сначала ставятся мелкие тарелки, а на них – десертные...Теперь сними крышку и подавай прямо на тарелку… А это что? Так и таскаешься со своей тетрадкой? Я тогда пытался писать дневник - корябал различную фигню, чтобы разобраться в самом себе и в ситуации нас двоих. Когда изложишь проблему на бумаге, она видна со всех сторон. Разумеется, никому не показывал – ему в первую очередь. Он высмотрел, конечно, от него ничто не скроешь, и настойчиво интересовался, но я отбрехивался как мог и остерегался оставлять тетрадь без своего надзора. Потому и носил. И вот стоило потерять бдительность на минутку… - Не смей брать! - Поставь посуду, уронишь… Что ты тут насочинял? Не могу же я всерьез принять версию о военных мемуарах. - Это…подготовка к экзамену… - Неужели рецепты записывал? Настолько туп? - Я туп?! Я знаю все о магглах. А это…э, магия письма… Магглы так ворожат, я видел, чтобы сдать хорошо…Не надо читать! - Ну-ка, ну-ка…Хмммм. - Отдай! - До чего трогательно пишешь... - Отдай!!! - Твоя вера в магическую силу написанного слова зашкаливает за все мыслимые пределы… - Дай сюда!!! - …но я тоже многое знаю о магглах, чтобы вся писанина сбылась, придется скормить ее тебе...и твой экзамен будет сдан на отлично… Тролль тебя удуши, Поттер, ЭТОТ КОФЕ Я СОБИРАЛСЯ ВЫПИТЬ!!! Что ты делаешь?! Рехнулся?! Что ты де........ - Надеюсь, не остыло?.... Вот еще соусом сверху полью…Ай. Как досадно. За шиворот пролилось! А на макушку соли с перцем…О! Брюнетам идет рис! Куда-а-а??!! Отпусти мой воротник! Ой, горячо же!!!!!! *** После того как он зачитал, что я там про него понаписывал, мне стало как-то сразу ничего уже не страшно, окончательно. Ситуация, когда руки развязаны. Нет, мне было не стыдно, ради Мерлина, и я готов повторить вслух все записанные слова до распоследнего слюнявого эпитета. Просто…ну неожиданно же. Я и психанул. И оказалось, к лучшему. А то ведь я долго не мог даже привыкнуть к мысли, что теперь я вижу его каждый день и иногда до утра, это как получится. Правда, у нас как раз ни черта долго не получалось. Ни в каком смысле не получалось…после того как получилось первый раз. Как будто произошедшее вогнало нас обоих в ступор. Он до поры вообще почти всегда молчал. Имел также отвратную тенденцию уматывать из комнаты, если я входил с намерением расположиться. Ну хоть не выгонял из дому. А я дулся по углам и мечтал, чтобы он перестал все время городить между нами стенки. Я пробивал. А он заново городил. Каждый раз мне казалось, что я пробился к нему с концами, а он - шаг назад и за стенку, хоть плачь. Может быть, я действительно недоразвитый, как он меня постоянно уведомлял. Или он сам псих, шарахающийся от всего, что может привязать человека к человеку. Я однажды слышал, как он кому-то говорил, что не способен к эмпатии. Он и мне это говорил, вот прямо в лоб и не стеснялся. Не раз и не два. Прямо идея фикс, дескать, оставь надежду навсегда, Поттер, понял?! А потом швырял что-нибудь куда-нибудь и вылетал мимо меня вон. И пропадал то на целый день, а то и дольше. Он вкручивал мне насчет неспособности. Иначе почему такие сцены? И почему он орет и в глаза не смотрит, а потом смотрит и очень странно. Ты, говорит, дурак, ну что ты лезешь ко мне со своей чертовой трепетной искренностью… Однажды я вернулся почти ночью, а он за столом спит. Спрятал лицо в согнутом локте и занавесился волосами. Я как был в пальто, так и сел рядом. Сижу и смотрю. Понятно, он старший и опытный, и в сотни раз умнее, и мерзейший персонаж, но все равно вдруг какой-то трогательный. Я взял его за руку и сижу держу. Она почему-то еле теплая была, я хорошо помню. Плохое кровообращение. И тут он поднял голову и посмотрел на меня. Он не совсем еще проснулся в первые секунд пять и поэтому не успел сообразить, откуда это Поттер тут нарисовался и что срочно надо строить фирменную косую рожу. А потом вырвал руку, вскочил и пошел бубнить, что молод я еще шляться до утра и какого хрена я в уличной обуви топчусь по дорогому ковру и все в таком роде. Но мне этих пяти секунд оказалось довольно, чтобы понять, какой все это бред насчет отсутствия эмпатии. Только я никак не понимал другого: почему он так со мной? Может быть, права была Гермиона. Ну да, она одна разбирается в людях настолько, что даже в нем разбирается. Хотя обычно не любила общаться на эту тему. Но однажды сказала мне: «Поменяй установки, Гарри. Его бесят моргающие глазки, а ты же герой войны». Я и не очень понял, о чем она, потому что разозлился на «героя» - достало меня это все уже. А теперь вот думаю, что а вдруг в этом дело? Я сто раз замечал: он на меня орет, я втягиваю голову в плечи, он еще хуже разоряется и все скучно кончается ничем – он хлопает дверью. А если я вспоминаю школьные времена и принимаюсь огрызаться, то сразу начинается игра, у него прям лицо веселеет, честное слово, и он даже какие-то занятные поступки совершает. Ну вроде как с шоколадом, помните? Наверное, он всегда ненавидел поджатые хвосты, в самом деле. Зря в тот вечер, когда он руку свою апатичную выдрал из моей, я остался сидеть и вот именно моргать. Тупица, я же говорю. Надо было не так. Я все время вспоминал нашу с ним дуэль… И старался – то нахамлю ему особенным образом, слово за слово, убить бы должен – но он бесится, а сам балдеет, я же вижу. И когда я ему ужин на голову водрузил, он, по-моему, вообще в экстаз впал. Во всяком случае, завершилось это тем, на что я уже не особо и надеялся, если честно. И не только потому, что с войны три четверти импотентами вернулись. Он-то как раз наоборот. Дело было во мне, я же говорю. Я просто не мог с ним близко лицом к лицу долго находиться, меня сразу трясти начинало, и он психовал… А вот, например, зато сразу после дуэли, стоило мне тогда еще обратить на это внимание: если б нас не растащили, я думаю, мы изнасиловали бы друг друга. На одной только энергии битвы. Так что и война позади, и распри идиотские тоже – а энергию битвы все время приходится выращивать между нами кустарным методом. И у меня получается - с того самого вечера, когда мы доедали павший фетишем ужин прямо чуть ли ни друг с друга. Он бубнил, конечно, он без такого не умеет вообще никогда, это в крови, в костях…но Мерлин мой – это же звучало музыкой. - Вытри ты щеку, отличник…да не мне, а себе! Смотреть невозможно! - Ты тоже красив…С рыбой в волосах… - Паркет зря ты извазюкал. Отодвинь задницу хотя бы от стекла… - Угу…. - Ну не спи, не спи… - Угу… Потом почищу заклинанием…или так. Не надо было топтаться по тарелкам. - Не надо было сваливать все на пол… - Угу…Они сами посыпались. Когда об стол… - А что, в постель надо было с тобой с таким шоколадным? - Там сладкое что-нибудь еще осталось?...Пусти-ка… - Там больше нет. А вот на тебе сколько угодно…
Kamoshi: *** Сколько угодно, в самом деле! После - сколько угодно и где угодно, однажды прям на пляже. Как в пошлом романчике. Ночью, в чернущих южных потемках. Море шумело и в голове шумело тоже, я был не в себе, мне казалось, это происходит не со мной, не здесь, не сейчас. Вообще мерещится. И все представляется драгоценным – царапающие пуговицы, твердые тиски пальцев (потом будут синяки), резкий запах пота, который перешибает морскую свежесть, прорывающиеся сквозь стиснутые зубы еле слышные ругательства. Да, ругань не прекратилась. Просто она получила новый смысл. Я уже без этих перепалок тоже не могу. Вздрагиваю, но тут же фыркаю. Потому что да – я счастлив. Смешно, согласен…но меня этот факт волнует куда больше, чем выигранная кровавой ценой победа. Я вынужденно оказался на войне. Но за нас двоих собирался по личному почину и в мирное время грызть до последнего всех кого угодно. Он издевался на эту тему как мог, а может он многое и лихо. Но я тоже кое-что понял уже – безжалостнее всего он высмеивает самое дорогое. Вся штука в том, что он дуреет от любви, но смотрит все равно с ненавистью. Почти всегда. Такой заскок, ничего не попишешь. Одним словом, дачная жизнь протекала в обычном режиме, пока в один прекрасно пахнущий водорослями вечер меня не подозвали к себе в дальний угол двора и там, в тени оливы, безразличным голосом не поведали, что: а) завтра ему надо уехать на несколько дней, б) я должен вести себя как ни в чем не бывало и в) что я на это скажу? Я почесывал подгоревшую на солнце шею, смотрел в его перекореженное шрамом лицо и ничего не соображал: куда уехать, зачем уехать? А я? И вместо ответа назадавал миллион вопросов. Он скорчил убийственную рожу в честь моей дурости и даже погавкал слегка. Потом сжалился и объяснил вменяемо: нас нашли. Может быть, выследили Люпина. Дело обстояло так, что мне ничего не грозило, отдельно от него. Меня не искали. Мною не интересовались. Вся загвоздка в нем одном. Им был нужен только он. И уж никому не пришло бы в голову, что мы сейчас вместе. Два заклятых врага, о лютой публичной дуэли которых выдали занимательный репортаж все издания без исключения. С изображениями наших перекошенных ненавистью морд. Ну, кое-кто знал, конечно, правду. Гермиона в курсе. Люпин. Еще пара магов… Мало ли кто сдал про Францию, действительно. И не это было важно, а то, что он стоял и повторял, что должен уехать. Тогда со мной что-то случилось: я рванулся к нему, противно скуля, как же я останусь тут спать один в большом пустом доме, когда за окнами тьма и неизвестно кто, и как же он куда-то денется с моих глаз и канет в неведомое, а там мало ли что. Великий Гарри Поттер – неврастеник. Последствия войны, с которыми справляться самостоятельно невозможно. Он взял меня за уши как кастрюльку за ручки и долго молчал, и я чувствовал бешеный пульс в обоих его запястьях. - Мне надо исчезнуть, завтра они уже будут здесь, ты это понимаешь или нет? – сказал наконец и даже как-то зло. Ну, тут я сразу догадался, где выход. - Зачем уезжать? Можешь просто воспользоваться моей мантией… - Ты хочешь сказать, мантией Джеймса? - Ага… *** Он не кинулся возражать и щелкать меня по лбу, «чтобы убедиться, что внутри не пусто». Отпустил мои уши, отошел и сел на скамью, стряхнув с нее мелкий садовый сор. Я рухнул напротив прямо в траву. Мы обдумали и обговорили, как это осуществить: несколько дней он проведет под прикрытием одежки-невидимки, пока те не убедятся, что его тут нет и не бывает, разведка лоханулась. Главное, чтобы я не валял дурака и не пытался с ним общаться в эти дни. Непременное условие – оставлять вечерами зажженные лампы в разных помещениях, не могут же они сами по себе гаснуть-загораться, если кто обратит внимание. Но вообще стоит опустить жалюзи на большинстве окошек… И насчет еды я могу не беспокоиться, он проглотит специальное зелье с эффектом насыщения, такого на несколько суток хватает, а вода должна всегда стоять в кувшине в кухне. Я внимательно слушал, чтобы не пропустить ничего, а он шевелил губами и перечислял: держать распахнутой входную дверь до полуночи (где он так поздно разгуливать собрался?!), не носиться по дому как оглашенному (это только однажды и было!), не плюхаться с размаха на диваны и кресла (угу, есть у меня такая манера), не приводить гостей (кого я могу привести, откуда?!)… и чего я скуксился опять? - А спать, значит, мне придется одному? - А ты хотел бы в обнимку с призраком? Как это будет выглядеть, ты подумал? Я мысленно нарисовал картину и хмыкнул. Зависшая в воздухе рука. А то и нога. Приподнятая под странным углом голова… Ну и все остальное соответственно. - Я хоть от тебя отдохну, - и он довольно пакостно осклабился. Как последний гад! А я с ним люблю спать. Он не храпит, не ворочается, не растопыривает колючие локти, но дело даже не в этом, а в том, что ночами он слегка другой, чем днем. Притихает. Способен неконтролированно и как бы забывшись в дреме обнять. И я тогда очень четко ощущаю, что мы одно целое, несмотря на непрерывную борьбу. И лишь ночью, в кромешной тьме, я могу нащупать его ладонь. Пусть не видно. Но под моими пальцами такие тонкие и хрупкие костяшки, как будто он слаб и зависим от меня, и тогда сердце тугим комом забивается в самое горло и там душит за то, что я хотел его убить. Не могу же я ему про такое докладывать, да? Он поднялся со скамьи и двинулся в дом, но я вскочил с травы и ухватил его за рукав. - А попрощаться ты не хочешь? - На черта? – изумился он, выдираясь. – Я же остаюсь с тобой… - Ну нет, нифига… Уже совсем стемнело, и я повлек его в глубь сада, подальше от окон, которые светились яркими оранжевыми прямоугольниками. Он бубнил недовольно, но шел. Потом согласился, что земля ничуть не холодная, потому что здесь жаркий юг. И сам стащил с меня майку и сдул с моего лба затесавшегося в компанию комара. Позволил обнять себя за вспотевшую шею и что-то говорил мне. Но цикады заглушали его шепот. Я чувствовал голой спиной, как крошатся под нами невесомые сухие раковинки улиток, задыхался и смотрел из-за его плеча в черное небо с мелкой мерцающей звездочкой. *** Я спал как убитый и пробудился от звона – что-то в кухне разбилось. Я подхватился, выпутываясь из одеяла, и босиком побежал туда. Разумеется, там было пусто, а вот на мраморных плитках блестели от солнца стеклянные осколки. Кто-то смахнул стакан с подоконника, ага. Я стал сгребать их в кучку, а потом плюнул, сходил за палочкой и навел порядок одним взмахом. В открытое окно врывались потоки лучей и как ни странно ветер. Наверное, погода менялась. Я был рад, потому что устал от непривычной жары. Я перегнулся через раму и высунулся в сад. За оградой открывался вид с холма, на котором стоял дом, и на полнеба – угрюмая туча. Я сбегал к морю искупаться и заодно побродил по мелководью, отпихивая ногой медуз. Вода из светло-синей сделалась зеленоватой, здесь это считается приметой к дождю. Потом до обеда то читал на диване, навострив уши, то слонялся по комнатам, стараясь догадаться, где именно торчит это привидение. Он себя ничем не выдавал. Тогда я вышел в сад. Ветер усиливался, с шумом раскачивал деревья. Я прохаживался между ними по траве, сбросив кеды, и цеплял ладонями шершавые теплые стволы. Очень вкусно пахло морем, дуло с той стороны, и я просто не мог надышаться. Потом я наступил на острый камень, поджал ступню и запрыгал на одной ноге, рассматривая пятку. В этот миг откуда-то сверху плюхнулся снитч, задел мое плечо, отскочил и застрял в можжевельнике. Я оторопел и даже, кажется, приоткрыл рот. Но сразу захлопнул и заозирался. Где он, а? Я задрал голову. В небе метались птицы, очень высоко. Больше я там, конечно, никого не углядел. А ведь я его две недели уговаривал, клянчил, ныл – очень хотелось посостязаться в качестве Ловца. Вы в курсе, что он здорово летает? Я тоже не знал. Меня долго подначивать не нужно. Я мигом призвал собственный «Всполох», вскочил на него, выхватил снитч из колючих зарослей и взмыл ввысь. И отпустил трескучий шарик на волю. Я и не предполагал, до чего увлекательно ловить его, когда в соперниках невидимка! Мячик метался вокруг меня, я закладывал такие виражи, что свистело в ушах, но всякий раз, когда оставалось только цапнуть снитч, что-то мягко, но мощно отклоняло метлу вбок. Приходилось цепляться обеими руками, чтобы не стряхнуло вниз. А добыча успевала ускользнуть. Он незримо носился вместе со мной, почти впритык, я его чувствовал всеми напряженными мышцами. Это он мешал управлять метлой и никак не давал сосредоточиться на золотистой цели. Глупая радость путалась у меня с азартом, и я выдавал фортеля в воздухе, чуть ли ни кувыркаясь вниз головой. Едва не потерял собственные очки. Оставалось поражаться, как это он сам умудряется удержать на себе мантию, да еще при таком сильном ветре. Мы носились больше часа, я совершенно взмок и пыхтел как больная корова, и наконец наступил тот самый ключевой момент, когда сейчас или никогда. Снитч завис надо мной, красиво мерцая золотом на фоне тучи, и я рванулся к нему косо и вверх. Ветер дергал волосы, а противник прижимался к моей метле сбоку и теснил в сторону и вниз. Я ушел под него, вынырнул справа, устремился вверх - и схватил снитч. Мне показалось, что моя рука столкнулась с другой, невидимой, но мячик уже трепыхался внутри зажатой ладони, и я выкрикнул в пространство какую-то счастливую чушь и спикировал в сад. С размаху загнал снитч в можжевеловую ловушку, соскользнул с метлы и с наслаждением растянулся в траве. Надо мной качались верхушки олив, листья выворачивались серебристой изнанкой, а небо густо наливалось тревожным свинцом. Я лежал и представлял, как он носится там, в вышине, и ветер треплет накидку. И сумел же он так ловко гоняться за снитчем, что из-под мантии ни рука, ни нога не высунулись. Невероятное искусство. Вдруг я сел. Черт! Ну ладно, он в мантии, а почему метла невидима? Неужели есть заклинание, позволяющее предметам визуально исчезать? Никогда о таком не слышал… Надо будет расспросить. Я валялся в траве до тех пор, пока в листве не зашуршали первые тяжелые капли. Когда я взбежал на крыльцо, все вокруг уже гудело от ливня. На ходу стаскивая с себя промокшую футболку, я, как был босиком, прошлепал в ванную. На полу остались влажные следы, но я слишком вымотался, чтобы вытирать. Сами высохнут. Я прикрыл за собой дверь, пустил горячую воду в душе, расстегнул штаны. Начал стягивать…и остановился. Как-то некомфортно было не знать наверняка, что я здесь один. Я растопырил руки и ощупал пространство вокруг себя и во всех углах ванной. Свидетели мне тут не нужны, мало ли чем я намерен заняться, правда? Убедившись, что поле чисто, я заперся на щеколду и скорчил рожу своему отражению. Зеркало не высказалось. Оно здесь вообще было молчаливым.
Kamoshi: *** Ночью так сверкало и грохотало, что я просыпался раз двадцать. Наконец, часа в три, все утихло. И накатила глухая тьма. Цикады молчали, прибитые дождем. Деревья стояли как пугала, я видел в сером проеме распахнутого окна их застывшие раскоряченные силуэты И мне почему-то стало страшно. Показалось, что в дальнем углу кто-то таится, высокий, немой и опасный. Я вспотел от напряжения и ужаса, распластавшись на матраце и вглядываясь. Нечто не двигалось. В глазах у меня плавали цветные пятна, тогда я нашарил у подушки очки и нацепил их. Видение сразу пропало, но от этого не стало легче: там где мерещилось огромное темное пятно, теперь зависал белесый блик. Сев-верус, прошептал я одними губами. Что-то скрипнуло, блик метнулся и растаял без следа. Я опять облился потом. Это проехал по улице и посветил фарами автомобиль, сказал себе я. Такое ночами случалось. Но когда рядом недовольный сонный голос требует прекратить ворочаться и вздыхать, и теплые пальцы утыкаются под ребра, все остальные ночные явления - праздничное оформление к происходящему на главной сцене, где нас двое. Я помнил, конечно, что я и сейчас не один. Но это «не один» ничего не меняло. Даже усугубляло: по дому разгуливает невидимка, за которым следит неведомо кто, жуткая ситуация. Я днем несколько раз высматривал с крыши, откуда бы за нами могли наблюдать. Так и не понял, честно говоря. Могли хоть откуда – из цикламеновых зарослей через ограду, из мансарды ближайшей дачи, из кроны любого дерева на холме. И в сад забрести мог кто угодно… Или уже забрел, пользуясь грозой, и сейчас крадется от ствола к стволу, имея в виду мое открытое окошко. Еле слышно стукнула рама. Я содрогнулся и уставился туда. Но никто пока не лез. В окно задувал ветерок. Я заметил, что снаружи слегка посветлело, а оливы уже не представляются омертвевшими фигурами, а пошевеливают ветвями. Я перевернул подушку прохладной стороной и лег поудобнее. Надеюсь, вы не думаете, что я трус? Мне выпадал не один шанс доказать обратное, и я доказывал, было дело. Возможно, это и повредило нервы. По крайней мере, так уверял он. И велел не обращать внимания на подобные припадки, они постепенно сойдут на нет. Пусть я скажу спасибо, что вернулся не окончательным психом и вообще вернулся. Это да… Я как раз поначалу решил, что психом вернулся именно он. Не то что бы он и до войны совсем нормальным был. Но…если б вы видели его в первые дни после победы. Я тогда хотел его убить, многие в курсе почему, но иногда мне думается, что желание прикончить его было продиктовано милосердием. Такому, каким я его увидел, незачем и невозможно было жить – уже мертвому и тухлому. Я не убил его во время дуэли, хотя был уверен, что сделаю это. Не знаю, почему не получилось, что - причина. Может быть то, что он менялся на глазах прямо во время битвы. Он был страшен, оставался страшен, но все-таки менялся. До сих пор стоит перед глазами: он упирается тонкими ногами в камни, дурацкий камзол расстегнут и вздыблен над плечами как уродливые крылья, волосы космами упали вперед так, что глаз почти не видно, но зато виден рот – сначала мучительно искривленный, а потом распяленный в паскудной ухмылке. Она делалась все шире, все кошмарнее, а потом он откинул волосы, и мы встретились взглядами. Его глаза были живыми, и они горели такой черной ненавистью, что меня отшатнуло и больно швырнуло спиной на скалы. А в следующий миг нас уже растаскивали и вязали заклинаниями. Как будто они могли что-то с ним поделать! Он оскалился и раскидал всех мановением палочки и как ни в чем не бывало удалился. Все смотрели ему вслед, и я тоже - вывернув шею и не имея возможности не то что встать, но вообще двинуться. А он уходил прямой и не побежденный мною и никем, и было ясно видно, что плевал он на всех. …Я лежал, свесившись головой с кровати, и думал: как это так - я собирался его убить, а вышло, что, наоборот, вернул к жизни? Я никогда не осмелюсь спросить его об этом. Из окна по-прежнему сквозило, в саду медленно светало, а я никак не мог заснуть. Я скучал. Отчаянно скучал по нему, хотя он где-то поблизости, может, даже за стенкой спал себе невидимый и неслышимый и не озабоченный тем, что кто-то мается без сна. Мне хотелось отбросить душное одеяло и отправиться по комнатам исследовать кровати, диваны и кушетки и набрести на него. И конечно не позднее чем через полминуты разругаться, довести себя и его до бешенства тупым козлиным упрямством нас обоих. А потом…потом… Я спихнул одеяло ногами на пол, повернулся к стене и уткнулся в уже опять горячую подушку. Спать. И тогда меня погладили по голове. Ласковым касанием почти невесомой ладони. Она осторожно прошлась от затылка к макушке, пропуская волосы сквозь пальцы, подергала за прядь – и отпустила. Мои уши уловили легчайшие шаги. Я не двигался, вжимаясь лицом в постель и почти не дыша, и думал про то, какой я дурак, я до сих пор так плохо знаю человека, которому когда-то желал смерти, а теперь готов ради него к чертям уничтожить весь остальной мир. *** Я на следующее утро встал в странном состоянии. Умылся и вышел в сад, не заглянув на кухню. В саду было солнечно и тихо. Я добрел до дальнего угла и сел на скамью. Доски были влажные, не просохли после дождя, но я решил, что пусть. Я сидел и думал, что мне нечем заняться. Ничего не хочется. Вернее, хочется, но одного – хорошенько прочесать дом и найти эту невидимую сволочь и вытрясти из него душу, вместе с чистосердечным признанием на тему - почему он все время меня изводит? Я как-то позабыл на тот момент, что затея с мантией - моя личная заслуга. Я сидел на скамье и злился, потому что ужасно оказалось выносить этот незримый пригляд за собой. И невозможность проявить себя в ответ. Уж лучше бы уехал взаправду. Я бы не замирал ежеминутно от напряжения слуха, ожидая какого-нибудь прикосновения исподтишка или щелчка по носу. Должен же он отыграться за свое нетипичное ночное нежничанье. Должны же начаться сюрпризы. Они и начались. Я вернулся в дом, сделал себе бутерброд с сыром и жуя отправился в чулан, где была свалена всякая всячина, которую мы притащили с собой из Англии, и которая пока не пригодилась ни разу: бамбуковые шезлонги для пляжа (мы туда и не ходили почти), зонтик от солнца (предполагалось укрепить его на террасе и забылось), запасные шлепанцы (на случай утопленных и утерянных экземпляров). Я искал надувную лодку, намереваясь поплавать на глубине, раз уж море спокойное, в саду торчать душно, и никто со свирепой мордой не запрещает нырять в районе скал. Как будто я сам не вижу, где камни, а где вода… Я потянул за ярко-синий клеенчатый уголок и выволок на себя лодку в состоянии сдутой и аккуратно сложенной оболочки. Воздух закачаю на пляже… Огляделся в поисках весел, увидел их, передвинул несколько картонных ящиков с книгами и бумагой, чтобы пролезть к ним. На полу за ящиками комом лежала моя мантия-невидимка. Я заторможено наклонился и подцепил ее пальцами. Расправил и встряхнул. Точно, это была она – я мог бы узнать ее на ощупь даже во сне, незачем было тискать ткань в ладонях, надеясь на ошибку. Незачем было и набрасывать ее на голову, тупо наблюдая, как стирается мое мутное отражение в стеклянной дверце ближнего шкафа. Я стащил накидку и отшвырнул ее, мельком заметив в стекле свой возникший взъерошенный силуэт, выскочил из чулана и в три прыжка очутился в саду. Ухватился за ствол первого попавшегося дерева и приткнулся лбом к грубому наросту на коре. Я десятки раз сталкивался с чужим коварством, с предательством даже, биография моя не мед, сами знаете. Но это конкретное вранье, направленное не на какую-то там политическую выгоду, а лично на меня, дурака, в секунду вышибло из-под ног почву. А я-то начал привыкать к мирной жизни и потихоньку впадал в беспечность. Какая мирная жизнь? Война шла постоянно, день и ночь, без антрактов. И нечего было принимать временные отступления за признаки капитуляции. Почему-то особенно невыносимо было вспоминать, как гонялся за снитчем на пару с ветром… А если б стоял полный штиль, и стакан не разбился бы на сотню осколков, и не растрепало мне ночным бризом волосы? Тогда бы я нашел другие приметы его, бодрствующего поблизости, уж будьте уверены. Я бы целый день сегодня придумывал себе его запах, звук его дыхания, какую-нибудь хренову чушь в виде подсунутой мне книги с многозначительным названием, и кончилось бы все это к ночи тем, что замечательно бы трахнулся с ним на одной только осязательной галлюцинации. И еще гордился бы его изобретательностью, приписав ее – конечно же! – собственной неотразимости. Да с чего я вообще взял, что нас что-то связывает? Ладно, у нас общее прошлое, но на какой черт было тащить этот груз еще и в будущее вместе со всеми кошмарами. Чтобы обнаружить, что никакого будущего нет – одни иллюзии, обман зрения, слуха и сердца? Я приплелся к нему после дуэли, едва стоял на ногах и просил только одного: вернуть мне крейцер Дамблдора. Альбус оставил его мне, это сказано в завещании. Смотрел я при этом мимо его изуродованного лица, не мог его видеть. Не из-за шрама. Просто он оставался моим личным врагом, несмотря на четко доказанную верность, так сказать, силам добра. Какое к черту он был добро со своей кривой от злобы рожей и выражением гадливости на ней. Как будто не со мной разговаривал, а с полудохлой жабой, которая приволоклась к нему кишками по ковру и жалко квакает. Он сказал коротко, что монету я не получу, и выпроводил вон. Я пришел назавтра – с тем же результатом. И напослезавтра. Я таскался к нему неделю, и он перестал впускать меня. Просто не отзывался на стук. Я привел к нему адвоката, нанятого за золото. Адвокату он отпер. И адвокат долго не церемонился, а совершил нужную магическую процедуру. И нетяжелый металлический кружок повис на длинной цепочке за моим воротником. Металл был нагрет, и от ощущения на голой коже чужого телесного тепла меня замутило до такой степени, что я рухнул почти без сознания на стул. И когда пришел в себя, адвокат уже исчез с концами. А он никуда не делся. Процедил, что в крейцере заключена сильная магия, которой мне еще рано пользоваться, лучше даже не носить на шее, а спрятать до поры. И что мне надо пройти курс послевоенной реабилитации в госпитале. Я ответил ему «не ваше дело» и закрыл за собой дверь. И тогда он стал приходить ко мне. Каждый вечер. Я впускал его в дом и равнодушно возвращался на свой диван. У меня сил не было ни на что. Но он никогда и не оставался дольше чем на пять минут: постоит посверлит меня неприязненным взглядом и убирается восвояси. Я никак не мог понять, какого черта ему нужно. В то время я вообще плохо соображал, и у меня постоянно случались провалы в сознании. Мини-комы, короткие, но после них я с трудом вспоминал кто я такой и где. Однажды он пришел во время такого провала и вторгся в дом, так как я не слышал ничего. В итоге я очнулся от боли, потому то он наотмашь хлестал меня по морде. Я запрокинулся на спинку дивана, очки свалились на пол, а на руки и на грудь текла кровь из расквашенного носа, но в голове почему-то было вполне ясно, не так как обычно после приступов. Я посмотрел на него вытаращенными глазами, он дернулся встать, и я вдруг поймал его за край одежды и прохрипел «не уходи». *** Он не ушел и сидел со мной допоздна. Мы почти не разговаривали, я уже признавался вам, что на первых порах с ним было не поговорить, но его присутствие умиротворяло, я, может, впервые после войны смог расслабиться. Он остановил мне кровь и заставил лечь. Я лежал и думал, что мне все равно, враг он или кто, если с ним так спокойно, что даже призраки мертвых «орденцев» канули. Он бродил по дому, что-то переставлял, выдвигал и задвигал, листал какие-то книги… Потом пришел посмотреть не помер ли я еще. И тут меня как прорвало: я стал жаловаться ему, что не могу здесь жить, этот дом сводит с ума и вообще тоскливо. Он сказал, что я неврастеник и обязан лечь в госпиталь. И на этот раз я не стал возражать. Вот в госпитале-то все и случилось. Средь бела дня. Дело в том, что он, затолкав меня в палату, вовсе не посчитал, что меня стоило бы хоть раз навестить. А я, представьте, ждал его. А он не приходил! На седьмые сутки я, запинаясь от неловкости, упросил медсестру (они там все были очень отзывчивые!) отправить госпитальную сову и сунул сложенную и запечатанную записку, в которой после терзаний нацарапал четыре слова – «мне необходимо видеть вас». Он явился в этот же день, встал за спинкой моей койки, весь дерганный и злой. Ждал, чего такого важного я поведаю ему. Я мялся как первокурсница, он своим видом убивал все, что я успел себе напридумывать за время его отсутствия. - Что это за монета? – спросил я наконец. Он оставил крейцер у себя, что, в общем-то, было разумно – не тащить же его в больницу. - Вы за этим меня позвали? Узнаете в свое время, - ответил он с никаким выражением. Я разозлился так, что мороз продрал по коже! И сидя в кровати в дурацкой казенной пижаме стал полушепотом выкрикивать, как мне осточертело, что за меня все решают, и мне давно не пятнадцать лет, и… - Заткнись, Поттер, - зашипел он и нервно как-то оглянулся на дверь. Но я не собирался затыкаться, и тогда он шагнул ко мне и зажал рот рукой. И сел на мою кровать, не отпуская. Панцирная сетка под ним прогнулась. Глаза его (я увидел их очень близко) просто прожигали, я не смог смотреть в них, сморщился и стал вырываться. Потом укусил его, и на язык попал соленый, щиплющий вкус кожи. И от этого вкуса я, видимо, тронулся и поплыл сознанием, потому что без перехода стал целовать там, где только что пытался прокусить. Что было далее, помню туманно. Я без очков, и теплая ладонь проводит по моей щеке – ошеломительное ощущение. Она же, скользкая от пота, беспорядочно шарит по телу и заставляет вздрагивать и изо всех сил упираться лбом в шерстяное плечо. Меня прижимают к себе так крепко, что я почти всхлипываю. Чужие волосы, жаркие и влажные, в которые я тычусь, задевая носом шею и ошалело вдыхая незнакомый запах. Больно зацепившаяся за что-то прядь собственных волос. Сведенные как в судороге мышцы и распаленный шепот, повторяющий только одно слово: «Тихо, тихо…» На другой день я выписался, и он забрал меня к себе. Мы не обсуждали ситуацию. И случившееся не вызвало шока, просто и ясно обозначив: я всегда нуждался в нем. И шел к этому с самого начала. А он? Я думал, тоже. *** Зачем он затеял всю эту катавасию со взятием меня в дом, я больше не спрашивал ни у себя, ни у ни в чем не повинных шелестящих олив. Мне был необходим он, а ему – крейцер. И таскался он ко мне исключительно с целью регулярного присмотра за нужным ему сокровищем. Ну а поскольку после адвокатского магического вмешательства меня и крейцер невозможно было разделить без моего согласия, пришлось ему принимать нас, так сказать, в комплекте. И в госпиталь он не приходил потому, что на черта навещать малахольного полудурка, ушибленного войной, раз вещица добровольно передана ему же на хранение. И совершено правильно было с его стороны заморочить меня до такой степени, что я до сих пор так и не снял своего позволения. И потому проверить мою версию - раз плюнуть. Вот сейчас я поднимусь в нашу (ха!) спальню, отодвину заклинанием доску из паркета, выну металлическую коробочку – а она пуста. Удачливый обладатель артефакта самого Дамблдора утек вместе с добычей туда, где его не отследят все волшебные ищейки мира. Плачьте одураченные! Я не плакал, ни слезинки не выжалось из сухих глаз. Я щурился и ударял кулаком по каждому стволу, который попадался на пути в дом. Рука начала болеть, но я не обращал внимания. Коробки под полом вовсе не оказалось. И хотя мне было совершенно наплевать, в каких краях он околачивается, я почему-то побрел в чулан и раскопал среди брошенных вещей компас, который изготовил для зачета по геомагии и самолично настроил на него. И веселился тогда, помнится, дубина… Чертов прибор, как я его ни вертел и ни стукал по стеклу ногтями, упирался мерцающей стрелочкой в его лабораторию, устроенную из бывшей гостевой ванной. Зачем, кстати? Неужели он всерьез планировал задержаться здесь на все лето? Или это тоже была часть стратегии по облапошиванию кретина Поттера? Я поплелся туда. Дверь была не заперта. Но внутри царили мрак и тишь, все плотные ставни на окнах были наглухо сдвинуты. Горелки выключены, посуда и емкости с неизвестно чем составлены рядами на стеллажах. И больше ничего. Ни тени его, ни духа... Я озирался. А может, он все-таки здесь, может, есть какая-то другая мантия или неведомое мне заклинание невидимости. Мерлин, ну что я до последнего пытаюсь убедить себя в его невиновности? Я дернулся и задел локтем стеллаж. Соскользнула и звякнула о каменный пол серебряная мерная ложка. И мои нервы лопнули! - Северус! – заорал я. – Снейп! СНЕЙП!!! И метнул компас в шкаф со стеклянными дверцами. С грохотом и звоном посыпались осколки. Жаркая волна ударила в голову, в глазах потемнело. Я хватал не глядя какие-то плошки, кубки, разную металлическую дребедень и швырял в ряды сосудов, в шкаф, в котором не осталось ни кусочка стекла, и куда придется. Я орал разные слова, не вникая в суть. На задворках сознания мелькнуло, что подобный эпизод уже случался, только тогда в нем присутствовали понимающие голубые глаза. Выронив уже занесенный для броска увесистый подсвечник, я обхватил ладонями голову. О черт, чтожеятворю! Я повернулся выскочить вон из бывшей ванной, поскользнулся на разлитой жидкости и влетел в чьи-то объятия. И опять едва не завопил. Он! Прежде чем я понял это, я вспомнил, что проклятый компас работает с погрешностью в пять минут. Мне этих минут хватило с лихвой – разгромить лабораторию, ему – появиться откуда бы то ни было. Я вывернулся из его рук и отошел, тяжело дыша. Он хреново выглядел. Понятно было, что не прятался ни под какими накидками, а шлялся очень далеко отсюда. Ввалившиеся глаза и окровавленная марлевая нашлепка на лбу. Чужая, коротковатая ему мантия. Я облизнул пересохшие губы. - Что за истерика? – спросил он, припирая к стене недобрым взглядом. Я ужаснулся его сиплому голосу. - Ты обманул меня! – выкрикнул я. И действительно качнулся спиной к стене, потому что испугался, что сейчас упаду. Руки и ноги неприятно ослабли. - Ну и что? – произнес он. – Значит, так было нужно. Все тот же проклятый Снейп, который третировал меня своей непрошибаемой бесчеловечной враждебностью. Немыслимо было представить, что мы всего три дня назад спали практически в обнимку… Я скривился как от попавшей в рот кислятины и зажмурился. Ну за что мне это, Мерлин? Почему вся моя жизнь год за годом летит псам под хвост? Потом поднял веки и встретил его взгляд. Расширенные черные глаза с выражением растерянности тут же зло сузились. - Кому нужно? – произнес я, сбиваясь от этой игры гримас. Он ухмыльнулся, перекосив рот, и я немедленно взбесился. И заорал: - Кому? Зачем?! - Я говорил тебе, что нас нашли, - сказал он. – И… - О да! - перебил я, отлепляясь от стенки. – Конечно! Якобы из нежелания общаться с очередной делегацией из Министерства, а затем становиться чертовым Министром магии ты воруешь мой крейцер и драпаешь куда подальше. А за каким хреном ты вернулся тогда, а? - Не ори, пожалуйста, - утомленно ответил он. «Пожалуйста» в его устах звучало дико, и я утратил дар речи. Но спустя секунду обрел: - Отдай крейцер! Я снимаю согласие на хранение! - Его больше нет, - ответил он. - Как это нет? – опешил я. – Как нет? А где он?! Вот черт! - Пришлось уничтожить, - он сунул руку в карман, вытащил горсть чего-то и протянул мне. – Это тебе пока…замена…Надо спрятать. Я отбросил его руку. Крошечные сверкающие бусины с легким стуком посыпались на пол и раскатились в стороны. Я машинально проследил за ними. А он молча смотрел на меня. Я вдруг заметил, что у него дрожит верхняя губа, как будто он вот-вот рассмеется или разрыдается. И то и то представлялось кошмарным. Он оторвался от косяка, прошел мимо меня в свою разнесенную на части лабораторию и остановился среди разбитой посуды. Поднял кубок – один из моих метательных снарядов. Потом отвернулся к окну и сдвинул ставень. В просвет косо упал солнечный луч. - Какое Министерство, Поттер? – он говорил медленно и через силу. – Это охотились на тебя…на твой крейцер, в котором заключена магия обратного удара. Война не закончилась, понимаешь? Ты не в курсе, конечно. - Но победа и равновесие сил… - Бабьи сказки! – отрезал он. – Нет никакого равновесия сил, есть только вечное противостояние. Я не нашел что возразить. - Я пытался присвоить монету магически, не вышло, - продолжал он. - Мне ничего не оставалось, как забрать ее и отвлечь на себя внимание. Твое согласие на хранение оказалось очень кстати. Спасти не крейцер, так тебя. Он замолчал. - Меня? – все еще не понимал я. - Им пришлось бы тебя убить, чтобы с полным правом завладеть «ударом». Ничего себе новости. - Но почему…почему ты не рассказал этого сразу, давно? - Потому что мне осточертело быть пугалом, воплощая войну, кровь, грязь. Мне осточертела дурная привычка возникать там, где юному Поттеру угрожает гибель. Вот так. А чего я ждал? - Тогда зачем ты это сделал? - тихо спросил я. Я не надеялся на ответ. Его и не последовало. – Ну спасибо. Больше не потребуется. Сможешь…отвыкнуть наконец. Произнося все это, я наклонялся и зачем-то подбирал черепки кувшина. Положил их в тигель и двинулся к двери. - Ты куда? - раздалось за спиной. - Вещи соберу, - мне стало вдруг как-то все равно. Хотелось только побыстрее исчезнуть из этого дома. Не видеть, не слышать. И по возможности не думать. - Идиот!! Я вздрогнул, с такой силой это было сказано. Обернулся и натолкнулся на взгляд, выжигающий дырки в неопытных студентах. Обеими руками он сдавил кубок - явно с намерением сплющить. На виске вздулась синяя вена, а нашлепка пропиталась красным. - Ты что? – пробормотал я. - Ничего! - запальчиво ответил он. - Убирайся! Чего встал? - Я не… - Почему тебе всегда все надо разжевать и запихнуть в рот, Поттер? Черт тебя раздери!! - и кубок вдруг со звоном полетел в угол. И стало тихо-тихо. Досталось сегодня утвари от нас обоих. Он хмурился, похожий на взвинченного строптивого подростка, когда я шагнул к нему, давя стеклянное крошево. Я взял его за костлявые запястья, и он осел на край столешницы. Война продолжается, а я не в курсе, потому что он отводит ее от меня. Мой персональный боевой щит, весь в черной окалине от постоянно бьющих в него молний. А я даже не сумею определить, какой ценой оплачена моя жизнь. Влажная марля на его лбу пахла кровью и аптекой. Я выпустил его руки и обнял за худые плечи - и не выдержал, сжал что есть мочи и навалился, качнув стол. И почувствовал, как меня стиснули в ответ. Очки как всегда страшно мешают. - Идиот. Чертов идиот! - Да знаю, - негромко фыркнул я. - Один учитель, ужас моего детства, давно просветил, что во мне нет тонкости. Помнишь? - Хэри… - полушепнул-полувздохнул он в самое ухо. И сразу же плотно замолчал и сдвинул брови. Значит, мне не послышалось. Война продолжается, и если бы монета не погибла, я бы так и пребывал в счастливом неведении относительно всего. А если бы погибла не она? Да что же я, совсем, что ли, беспомощный щенок, одноразовый герой, способный только на рефлексии и домашнюю партизанщину? Я же собирался грызть ради него всех кого будет надо. Неужели зря Дамблдор завещал мне этот странный магический предмет? И я отыскал взглядом блестящие горошинки на полу. Потом проговорил в слабую теплую шею: - А что это за бусины, а? В них тоже какая-то особенная магия? - Завтра, Поттер, завтра...Все завтра… Ну что ж… Ладно. Хорошо. Успею еще… В любой войне допустимы перерывы на личное мирное время, которое ни черта не зависит от равновесия светлых и темных сил. fin
Aizhan: Kamoshi , я Вас обожаю! Великолепный фик! Живые, вполне реальные герои, оч-чень интересная версия пост-военного времени, отлично сбалансированы доли юмора, ангста и романтики. Kamoshi пишет: Война продолжается, а я не в курсе, потому что он отводит ее от меня. Мой персональный боевой щит, весь в черной окалине от постоянно бьющих в него молний после этих фраз чуть не разревелась... СПАСИБО!
Эль Цета: Kamoshi Какие они у вас потрясающие, Господи, какие невероятные... Я таких Гарри и Северуса не встречала. Такие хрупкие - но пока они вместе, их нельзя победить... И эти изумительные детали - Гарри, придумавший снитч и касание - подсознательно, веря. что Северус здесь... Северус, оберегающий Гарри, как было и будет всегда. Какое чудо...
Lenny: Kamoshi, я обожаю твои фики! Читается просто на одном дыхании и идея оригинальная, может напишешь продолжение, ведь крейцер Снейп поностью не уничтожил, а преобразовал в бусины?
Kamoshi: спасибо вам я не умею писать продолжений%((( и всегда ведь интереснее написать новое а что за крейцер такой и куда делся я толком-то не знаю...
tigrjonok: Kamoshi Слов нет, одни эмоции. Великолепно!
Lenny: Kamoshi, я тебе в личку написала, только тапками не кидайся
Kamoshi: Тигренок, мерси=) Ленни. Я тебе ответила=)
Lenny: Я тебе тоже
Kamoshi: Lenny nema......
zifa: Kamoshi Очень трогательный фик! Замечательный Поттер, и Снейп тоже понравился.
Hesther: - Сссссхххшшшшш… - Поттер. Заткнись ты со своим серпентарго. Это не змея, а рыба, к тому же давно дохлая. И копченая…На. весело у них! - Твоя вера в магическую силу написанного слова зашкаливает за все мыслимые пределы… - Дай сюда!!! - …но я тоже многое знаю о магглах, чтобы вся писанина сбылась, придется скормить ее тебе...и твой экзамен будет сдан на отлично… Тролль тебя удуши, Поттер, ЭТОТ КОФЕ Я СОБИРАЛСЯ ВЫПИТЬ!!! Что ты делаешь?! Рехнулся?! Что ты де........ - Надеюсь, не остыло?.... Вот еще соусом сверху полью…Ай. Как досадно. За шиворот пролилось! А на макушку соли с перцем…О! Брюнетам идет рис! Куда-а-а??!! Отпусти мой вор 1:0 ИМХО Поттер ведет. Он взял меня за уши как кастрюльку за ручки и долго молчал, и я чувствовал бешеный пульс в обоих его запястьях. Автор, ну где, где вы находите такие вкусные сравнения? Ну вот на работу почти опоздала. Спасибо очень вкусный фик. Ауж ваше сочетание Снейп - Гарри.... Почти как бондовский коктейль - смешать, но не взбалтывать.
Актис: Kamoshi Ох... Такое снарри! Я в восторге! Вот бы был сиквел... Очень понравился Гарри - размышляет так, как положено в его возрасте - не младше, и не старше.. И Северус - не орет постоянно, как во многих фиках, а именно так все у него, как надо. Спасибо. )
Ripley: Kamoshi Более всего прочего понравился прописанный десятком фраз мир *вокруг* Гарри и Снейпа, в котором нет наивного деления на Войну и После, который жесток, трагичен, правдив, и в котором свет вовсе не сошелся клином на двух ветеранах. Ощущение реальности сотворенного автором пространства становится абсолютно целостным. Отдельно огромное спасибо за свежий, оригинальный язык, впрочем это свойственно всем вашим работам.
Sata Lisat: Kamoshi я в таком красивом ауте) это здорово
Kamoshi: спасибо товарсщи-) сиквелов я не пишу. я не умею, я уж говорила Ripley спасибо. я рада что это из текста видно Sata Lisat а тебе я уже объяснила тудэй про твой красивый аут не падай, сестренка=)
sever_snape: Kamoshi Браво. Все скажу завтра лично. Отдельное спасибо за мои "ню-ню* слезы сама-знаешь-где. ЗЫ Sata Lisat раз уж ты здесь, я и тебе скажу: ты тоже гений))
Lestat: Kamoshi Слов нет, одни эмоции) Давно так ничто не пробирало, мой респект!
полная версия страницы