Форум » "Рождественские болиды" » К14, "Сон в зимнюю ночь", авторский фик, НТ, РЛ, СС, ГП, PG, mini, джен » Ответить

К14, "Сон в зимнюю ночь", авторский фик, НТ, РЛ, СС, ГП, PG, mini, джен

НимфАманки: Название: Сон в зимнюю ночь Автор: Menthol_blond Бета: evenover Персонажи: Нимфадора, Ремус, СС, ГП Категория: джен Рейтинг: PG Жанр: action Размер: mini Саммари: Иногда сон – это просто сон. Даже если ты веришь в вещие сны и при этом ждешь ребенка. Дисклеймер: Все не наше, даже Тонкс гуляет сама по себе. Примечание: Фик написан на командный конкурс "Рождественские болиды" на Снарри-форуме. Тема задания: «Боливар не вынесет двоих» Баннер: Сара Хагерзак

Ответов - 11

НимфАманки: Со стороны это, наверное, выглядит очень красиво. Ночь. Темно-синее, звенящее от мороза небо. Маленький дом. Толстый ломоть снега на покатой крыше. На окне подсвечник. Три рыжих бутона свечей – их едва разглядишь сквозь запудренное инеем стекло. Наверное, если идти по дорожке прямо к крыльцу, то мои свечи видно. А если отдалиться – за ворота, ближе к лесу, то огоньки и не разберешь сквозь белое пламя лунного света. От него слезятся глаза, и очень хочется плакать. А еще – холодно вот так стоять у окна. Ноги мерзнут от самых пальцев. И руки тоже. Но я все равно стою, вглядываюсь в чешуйки инея… Ночь, снег, луна, кромка леса. Красиво-красиво, как на схеме для вышивки. Думаю, что у меня схема осталась бы именно схемой – на первые три стежка (или крестика?) меня бы, может, и хватило, а вот четвертый я бы, скорее всего, безнадежно запутала. Еще один парадокс – во всем, что касается быта, уюта и прочего семейного очага, я, кажется, абсолютно безнадежна. Даже от окна сейчас отхожу очень бережно: вдруг зацеплю подсвечник. Там огонь, а здесь занавеска. Неудачные обстоятельства. Лучше уж боком, боком. Придерживая себя за Живот. Для верности. Ремус не удивляется, что я все еще называю малыша Живот. Да я знаю, что там мальчик. И я знаю имя. Но сейчас говорить не надо, еще рано. А то спугну. Случайно. По неосторожности. Еще один приступ моей привычной неловкости – на этот раз мысленной. В общем, пока у меня есть Живот. Большой и круглый. Почти как стеклянный шарик, из тех, в которых прячутся рождественские домики с игрушечной метелью. Можно встряхнуть такой шарик в ладони и устроить игрушечным человечкам бурю, а можно баюкать стеклянный мир в руке, словно укачивать. Я и хотела так укачать, но шарик, естественно, выскользнул из ладони, закатился под буфет. Мне было лет пять, может, больше. Шарик мне подарил кто-то из папиной родни. Мы были у них в гостях. Они были магглами. Совсем магглами. И папа не мог сказать «акцио», ему пришлось одалживать у тети Мелиссы щетку и шарить ей под буфетом. Шарик все не выкатывался и не выкатывался. Наверное, застрял между буфетной ножкой и стеной. И я боялась, что человечки испугаются, решат, что я их предала… Тогда все обошлось. Было хорошо. Сейчас... сейчас тоже обошлось. Я отошла от подоконника, ничего не сбив на своем пути, не споткнувшись о половик и не опрокинув свечи. Добралась до постели с такой белой и скрипучей простыней, что ее поневоле захотелось сравнить со снежной поляной. Интересно, как мама делает простыни такими? Наверное, это какое-нибудь заклятье открахмаливания? Увидимся утром – спрошу. А если забуду, пусть Ремус мне напомнит, вот прямо завтра с утра. Или нет, не завтра, а в пятницу. Луна пойдет на убыль в ночь с четверга на пятницу, Рем вернется, можно будет спокойно сидеть по вечерам с ним и с родителями. В смысле, с мамой. Ох, а простыня и вправду холодная. Да так, что слезы из глаз. Рем скоро вернется. Он сейчас спокойный, умный, все понимает. Больше не собирается бежать к Гарри и спасать мир, а молча сидит рядом со мной. Хоть волком, хоть обычным Ремусом. Волком он теплее. Можно положить ноги ему на пузо. То есть, на бок. В общем, ощущать ступнями и пятками волчью шерсть. Щекотать саму себя. А то теперь судороги почти каждую ночь. Прямо от колен и ниже. Не то как иголками колет, не то как... Это похоже на заклятье заморозки. Только меня никто не заколдовывал. Это все Живот. Во втором триместре эти самые судороги бывают почти у всех. Мама рассказывала. И Молли тоже рассказывала. И даже Артур – уж за шесть-то раз он такое точно запомнил. (Вот ведь странно, даже Молли иногда сбивается со счета, думает, что раз у нее семь детей – то и беременной она ходила столько же раз. Близнецы и тут смогли заморочить ей голову. Даже жалко немножко, что у меня не близнецы) На самом деле, я зря злюсь на Артура. Хорошо, что они с Молли вообще мне пишут. Потому что дом под Фиделиусом и лишних гостей здесь не бывает. А все нелишние предупреждают заранее. Сегодня у нас никого не будет. Мама давно у себя, а я тут одна. Точнее – мы с Животом и Ремус на половичке у кровати. Но я не могу с ним толком говорить. С Животом вести беседу даже удобнее: я же знаю, что маленький пока не ответит, и не жду, а Рем-то мне обычно отвечает. Когда он человек. А сейчас он только дышит громко и все. Лучше не расстраиваться. – Спокойной ночи, Ремус. Одеяло не холодное, а совсем наоборот. Теплое, мягкое и пахнет моим мужем – немножко щетиной, немножко потом. Немножко кожей. Немножко его пижамой. Пижама, кстати, рядом. Надо будет завтра постирать: а то токсикоз давно прошел, а вот глаза опять слезятся. Я не знаю, когда я уснула. Потому что сперва Живот вздрагивал. Он всегда так делает, как только я улягусь и устроюсь поудобнее. Сегодня поудобнее не получалось – слева стенка с холодными обоями, а справа – много пустой простыни. Я в одеяле как в коконе, а оно все равно холодное. Некуда прижиматься. И палочка под подушкой – все время кажется, что она сейчас извернется и упрется мне в затылок. Прямо сквозь все слои перьев. Обычно Ремус держит обе палочки у себя под рукой. И обычно он спит рядом. А сейчас – внизу, на половичке. И не спит, а стережет. Хотя дом защищен заклятием и сейчас не опасно. Наверное, когда Тедди... в смысле, Живот... в смысле, наш сын родится, то Рем точно так же будет сидеть или лежать возле колыбели. Качать ее лапой. Я уже придумала, какая будет колыбель – золотисто-лаковая, с таким белым кружевным пологом снаружи. Именно кружевным, потому что вышить этот полог я не смогу. И не надо. Колыбель будет мягко качаться, сбавляя скорость с каждым взмахом. А Ремус – сидеть рядом и иногда подталкивать ее лапой… Он будет делать так долго-долго, много вечеров подряд. Так, что на верном половике останется такая залысина. Мы будем показывать ее выросшему Тедди и рассказывать ему про то, что он видел, но не помнит. Это обязательно должно случиться, потому что нельзя, чтобы дети не знали, каким было их раннее детство. Это нечестно. Иначе будет, как с Гарри. Мы с Ремом часто говорим о нем, но по-разному. Ремус иногда жалеет, что не смог ему помочь. А мне не хватает разговора. Мне обязательно надо знать: как это – жить и не помнить своих родителей. Чтобы у нас… у Тедди такого не было. Только вот, кажется, моя неловкость – она не только в движениях, но и в разговорах. Может, и хорошо, что я не успела спросить Гарри. Надеюсь, я еще успею спросить. Обязательно. Я уже потеряла папу. И хватит на этом. Хватит! Я не хочу больше никого вот так… Я просто не вынесу больше. Поэтому сейчас надо свернуться еще теплее и снова думать про колыбель, верные волчьи лапы и лысенький половичок. А плакать не надо.

НимфАманки: Я впервые в жизни была во сне не собой. Но сперва там была наша комната, вот эта самая. И серый волк у колыбели. И я на этой же самой кровати, только почему-то все равно беременная. Еще круглее, чем сейчас, словно у меня под ночной рубашкой – стеклянный шар со снежным домиком, только огромный и очень теплый. А колыбель все качалась и скрипела. И за окнами была ночь. Не спокойная и зимняя, а мокрая и очень осенняя. Наверняка с ветром и дождем, и даже со стуком веток по стеклу. Или это стучали в дверь? Я попыталась выбраться из постели – так медленно и неловко, как бывает только во сне, когда пространство кажется густым и плотным, и двигаться в нем – как идти сквозь воду. Я пробовала подняться и не могла – словно постель была огромным белым болотом, засасывающим меня все глубже и глубже. Словно живот оказался лишним весом, тяжелым грузом. И вытащить нас обоих из этой неподвижности я уже не могла. А Ремус сумел. Он вскочил и рванулся к двери. Так странно. Он вскакивал волком, а побежал человеком. Успел обернуться на ходу, что ли? Так тоже бывает только во сне, но я не хотела об этом думать. Мне очень хотелось посмотреть на сына – как он выглядит и на кого похож – и сделать это как можно быстрее, пока я не вспомнила, что сплю и не проснулась. Я все шла и шла к колыбели – половик под ногами был бесконечным, словно резиновая лента у кассы в маггловском супермаркете. Сон – это так странно. Ведь куда проще было сказать «Акцио, люлька» и тогда Тедди сам подплыл бы ко мне в руки. Но мне почему-то не хотелось колдовать внутри сна. Будто это могло чему-нибудь помешать. И, разумеется, сразу после этого я подошла ближе. И запуталась обеими ладонями в пологе. Он был слишком большой для младенца, вот. То есть, в колыбели, естественно, лежал ребенок, и он был укутан в одеяло, у него оказались мягкие щеки и длинные ресницы – такие бывают только у маленьких детей. Но он не был новорожденным, ему был годик с небольшим. И он оказался ни разу не похож ни на меня, ни на Ремуса. Просто чужой теплый младенец в колыбельке моего сына. Удивительно знакомый чужой младенец. И я сама сейчас тоже была не особенно собой. Это не то, что бывает с метаморфами – эти фокусы я давно знаю. Сейчас у меня как будто было чужое тело – спасибо, что женское. На руках у меня, вроде бы, проступали веснушки, а волосы, кажется, стали рыжие – в сумерках спальни толком было не разобрать. Впрочем, сумерки уже подсветили – коротким заклинанием. – Лили, беги! Хватай малыша и… Меня сейчас зовут Лили и этот мальчик мой сын. Я не знаю, кто он такой, мне надо хватать его и... Где моя палочка? Я никуда не побегу. Я не имею права. Я опытный аврор и была таковым задолго до свадьбы с Ремусом. Это моя работа. Я сейчас развернусь и… прямо в лицо. Этому, неизвестно кому, который уже стоит на пороге спальни… Сейчас я ему... Вот только бы не поскользнуться, не запутаться в рубашке и половичке. Не упасть на колыбель, в которой спит мой-не мой сын. – Авада… Голос знакомый. Из тех, которые я прекрасно знаю в реальности. Но ни за что не различу его сейчас, потому что я сплю, я об этом помню, и значит, скоро проснусь… Брошу вот тут колыбель со спящим теплым ребенком, Ремуса, превратившегося в неизвестного мужчину и уже валяющегося под ногами у... О, вот. Все, теперь узнала! На пороге спальни почему-то стоит… я вспомню, я вспомню… Я сейчас его вспомню. Вспомню и сразу же проснусь, проклятый Снейп, зачем я только вспомнила, что это ты… Ведь на самом деле в дом к Поттерам приходил совсем другой, тоже сволочь, но гораздо большая. И именно он взмахивал палочкой и кричал «Авада Кедавр.. вр.. вр…» – Р-р-р-ррр! На левом запястье становится очень мокро и тепло. И немного остро – у Ремуса в эти дни все зубы именно такие. Хотя он очень осторожно меня будит. Просто рычит. Громко-громко, чтобы я проснулась и не стонала. Не металась по всей кровати. В поисках его руки, спины или плеча, к которым можно прижаться и не бояться дурацких снов. Я мотаю головой. Потом на ощупь нашариваю пальцами волчью морду. Пробую дотянуться до ушей. Почесать. Поблагодарить за то, что меня разбудил. Может, он именно поэтому и не спит в такие ночи? Потому что, когда Рем рядом, мне никогда не снятся сны, где Гарри Поттер – это на самом деле мой будущий сын Тедди, а Вольдеморт – и вовсе Северус Снейп… Бредятина. Прошлой ночью у меня была изжога. Я даже не знаю, что хуже – она или такие сны? Завтра сравню. А сейчас глубоко в одеяло и снова спать. Вот только еще поглажу. Рем сейчас очень жесткий и почти колючий. И пахнет почти псиной. Так, что у меня снова слезятся глаза. – Спасибо, что разбудил. Знаешь, мне приснился стеклянный шар, с домиком. Я была маленькая, и он у меня потерялся. Спрятался за буфетом. Давай, когда Тедди родится, купим ему такой шар? Ремус только дышит в ответ. Жарко-жарко дышит. Будто он долго бежал для того, чтобы меня спасти. Наверное, это начало следующего сна. Я не знаю, что там будет. Сейчас лягу поуютнее и увижу. Не надо бояться страшного: оно приходит не просто так. Ведь и этот сон мне приснился не зря. Теперь я знаю, что, если произойдет самое страшное, я буду не прятаться, а драться. Защищать сына. Я не скажу об этом Ремусу. Мне достаточно знать самой. – Такой стеклянный шар, ты помнишь такие? Встряхиваешь его – а там метель. Белая-белая. Она потом ложится на домик. Я обязательно привыкну к тому, что в эти дни Ремус не может мне ответить. Хоть он все понимает. Обязательно привыкну: у нас еще много таких дней. The end

Incognito: Красивая и грустная сказка. У которой не будет счастливого конца. :-(( 8/8


Lorelis: Нет, автор, я действительно ревела над Вашим фиком. Он чудесный, очень проникновенный. Но, блин, насколько грустный.

rose_rose: Очень красиво, очень грустно. Тонкс не моя - не такая, какой я ее вижу, - но такая Тонкс тоже хороша. И очень трогательно описано ее взаимодействие с Ремусом в волчьем облике - по-моему, об этом не очень часто пишут.

Ural Lynx: Я тоже ревела над рассказом. Как это печально, щемяще, и нежно, и горько: волк на половичке у кровати, стеклянный шар с домиком, и сон, что приснился Тонкс, почти пророческий, но об этом ещё никто не знает... Спасибо, автор, очень цепляющий текст! 9/10

xenya: 10/10

Mrs N: http://www.hogwartsnet.ru/mfanf/member.php?l=0&id=54937 Очень проникновенно. 10/10

Эя: Спасибо 9/10

Мышь М.: 10/10

Бледная Русалка: Все мамы одинаковые - хорошо это показано. Не понятно только, почему "не вынесет". 9 10 На дайри зарегистрирован 25.03.2010



полная версия страницы