Форум » Конкурсы и фесты. Архив » «Звёзды изредка падают», ЛМ/СБ, PG-13, миди. Для Люциуса Малфоя и Фантома. Закончен. » Ответить
«Звёзды изредка падают», ЛМ/СБ, PG-13, миди. Для Люциуса Малфоя и Фантома. Закончен.
Rendomski: Автор: Rendomski Бета: бетинг в процессе. Рейтинг: PG-13 Категория: слэш. Жанр: драма / мистика. Герои: ЛМ/СБ и многие другие. Саммари: превосходство над противником – не обязательно победа. Оно склонно вырождаться в зависимость от чувства превосходства. И тогда зависимый и власть имущий могут даже поменяться ролями… Дисклеймер: все герои Дж. К. Роулинг принадлежат Дж. К. Роулинг и иже с ней. Название взято из одноимённой песни группы Fojė. Предупреждение: АУ относительно правил Снарри-форума. В качестве канона я признаю книги, только книги и ничего кроме книг Дж. К. Роулинг. Совпадения с интервью, Лексиконом, официально признающим педофилию древом и проч. случаются, но не обязательны. Фик написан на Снарри-фикатон для Люциуса Малфоя и Фантома, которые заказывали: ЛМ\ГП, ЛМ/СБ, Малфойцест рейтинг на усмотрение автора. не юмор и не стеб и, боже упаси, не флафф)) желательно без смертей. только авторский, не перевод. все без участия Снейпа желательно)) в смысле, чтобы он не был одним из главных персонажей. а "мелькать" - можно, если понадобится - не педофилия, молодым героям лет по 16-17 минимум Традиционно приношу извинения заказчикам за не слишком строгое следование условиям задания. Честное слово, я старалась, хотя повествование регулярно так и норовило уйти в сторону :)). Смиренно готова принять все претензии.
Ответов - 48, стр:
1 2 3 All
Rendomski: Žvaigždės kartais krenta, Priešas tau ištiesia ranką, Skausmas būna mielas. Saugok savo siela. * «Žvaigždės kartais krenta», Fojė «Белый снег – это упрощение. Осенью сквозь нетронутый слой просвечивает земля или жёлто-бурая жухлая трава. Солнечным зимним полднем льдинки ослепительно сверкают всеми оттенками радуги, как бриллианты, корочка наста же бывает словно тронута позолотой. Тени на этом драгоценном великолепии щеголяют целой палитрой оттенков от сизого до фиолетового. Закат окрашивает снег в розовый либо лиловый, свет вечерних окон– в жёлто-оранжевые тона. Белым снег бывает только ночью». Снежно-солнечный простор терзал глаза десятками раскалённых иголочек, и Люциус, не выдержав, зажмурился. По щекам сбежали слёзы, он торопливо смахнул их рукавом тёплого редингота из шерсти альпаки. Отвыкшие в темноте Азкабана от света глаза обрели болезненную чувствительность. Ступив в тень деревьев, чтобы не раздражало солнце их, он зашагал по липовой аллее дальше, вглубь парка, прилегающего к старому поместью Блэков, Элвитч-хауз. Вскоре по левую сторону деревья исчезли, блеснуло давшее поместью имя озерцо Тарн-Элвитч. На холме за ним показалась круглая жёлтая башенка обсерватории. Снежная глазурь на крыше придавала ей сходство с большим рождественским пряником. Формально со здоровьем у него всё было в порядке; тем не менее, последствия годового заключения в Азкабане и последующей рискованной эскапады с освобождением оказались серьёзнее, нежели ему самому хотелось бы считать. Несколько недель активной светской жизни – и он совершенно выбился из сил, хандрил, а малейший сквозняк так и норовил оставить на память о себе хотя бы насморк. Люциус был рад, что Нарси согласилась на пару недель переехать из Уилтшира сюда, в Камбрию. Компания Лестрейнджей и регулярные визиты соратников представлялись желанным уединением по сравнению с проходным двором, в который последнее время превратилось уилтширское имение Малфоев. Более спокойная спокойная обстановка давала своё: Люциус почувствовал себя значительно лучше. Сказывалось, видимо, и то, что время, проведённое когда-то здесь, было одним из лучших в его жизни. Увлёкшись прогулкой, он даже не заметил, как смолкло в стороне клокотание Раст-Крика, широкого бурного ручья, вытекавшего из Тарн-Элвитча, а аллея, превратившаяся в нерасчищенную от снега и ещё осенними ветрами накиданных ветвей тропу, пошла в гору и вскоре упёрлась в ограду. Искусные витиеватые узоры, что оплетали решётку, не сразу позволяли различить ворота, запертые на металлическую задвижку в виде драконоподобного зверя. Дыхание перехватило, кусачий морозец на мгновение, казалось, сменился стылой затхлой влагой, будто за оградой таились дементоры. Люциус подавил инстинктивное желание развернуться и уйти прочь, сдержался; ему необходимо было избавиться от терзавших его кошмаров, а за воротами как раз находился один из источников дурных предчувствий, иррациональность которых не делала их менее навязчивыми. Отодвинув задвижку, Люциус ступил на старое кладбище Блэков. Вокруг недобро давлело зимнее безмолвие, нарушавший его хруст снега под сапогами звучал почти кощунственно. Могильные плиты косились на чужака незаснеженными углами. Только каменная часовня, выстроенная посреди кладбища под боком мрачного тысячелетнего тиса, излучала необъяснимый уют, утешение и надежду. Последняя в ближнем ряду могила находилась ярдах в пяти от стены часовни; смахивая снег, закрывавший надпись на камне, Люциус уже почти избавился от тягостного беспокойства. И, несомненно, никаких сюрпризов под снегом не таилось. Цефей Денеб Блэк 1921-1982 Геката Эстер Блэк ур. Мефлуа 1938-1988 Регул Альфард Блэк 1961-1980 Тётушка Нарциссы, Геката, заказала это надгробье после смерти мужа, позаботившись, чтобы на нём заранее высекли также и её имя с датой рождения. Родственники ужаснулись, но, в конце концов, списав причуду на помрачнённый рассудок немолодой женщины – несчастья обрушились на эту ветвь семьи одно за другим, – вмешиваться не стали. Дату смерти Гекаты добавили, разумеется, по свершению сего события, и, хотя прошло уже немало лет, эти цифры так и сохранили более светлый оттенок, как свидетельство трагедии и безумия. «Кошмары – это всё вина сумасшедшей карги», – сказал себе Люциус. Кошмары, в которых он у корней старого тиса видит могилу. На надгробье выбито имя: его, или Нарси, или Драко – и дата рождения; при этом, постоянно то какая-нибудь мелочь, то игра света и тени, то просто некий обман зрения мешают ему разглядеть, есть ли на камне дата смерти… * (Дословный перевод; не умею я стихами, увы: «Звёзды изредка падают, Враг тебе протягивает руку, Боль бывает желанной. Береги свою душу.»)
Rendomski: Ещё ходили слухи, будто в юности строптивая красавица Геката Мефлуа отвергла предложение некоего известного тёмного мага (касательно конкретной личности, как и положено слухам, мнения расходились), и он проклял её, объявив, что Геката лишится своего первенца, едва тому исполнится шестнадцать. В самом деле, Геката отреклась от старшего, Сириуса, когда он в шестнадцать лет сбежал из дома; но и любимый сын, Регул, ненамного пережил роковой возраст. Объективно существование проклятия так никто подтвердить и не сумел, да после смерти Гекаты никто о нём особо и не вспоминал. Но как-то раз Люциусу пришло в голову, что и он, и Нарцисса видели Драко в последний раз, когда тому было шестнадцать. С тех пор Люциус не мог избавиться от страшного подозрения – не унаследовала ли их семья таинственное проклятие Гекаты? – Лучше пусть в бегах… – пробормотал Люциус, поднимаясь. – Или у Снейпа. Но живой и невредимый. А проклятие ваше пускай упокоится с миром вместе с вами, тётушка. Взгляд его упал на стену часовни, и губы сами сложились в лёгкую ухмылку. Стену украшал барельеф в характерном экгбертианском стиле, сочетавшем как раннехристианские, так и кельтские мотивы. Среди изображений доминировал Грим – чёрный пёс преисподней, страж священных мест, символ рода Блэков. Ах, какие уж тут предания, какие проклятия, тётушка, – раз уж в суетности своей вы так и не углядели: сынок ваш, несмотря ни на что, оставался Блэком не только по праву рождения и по темпераменту, но и по самой сути своего волшебного дара? Люциус толкнул дверь часовни. Заклятия, хранящие покой помещения, не позволили бы распахнуть её- ни постороннему, ни дикому зверю, ни самой неистовой буре, но дверь без труда поддалась на лёгкое прикосновение члена семьи и мягко затворилась вслед за ним. Помещение слабо освещал из единственного высокого узкого окна сквозь цветной витраж лившийся свет. Внутри, казалось, было даже холодней, чем снаружи, здесь стоял особый холод, присущий заброшенным помещениям, и в душе шевельнулись мерзкие ассоциации с Азкабаном. Люциус поспешно достал волшебную палочку и навёл согревающие чары. Он шагнул вперёд – поток разноцветного света залил белую, как мраморная статуя, фигуру, разукрашивая светлые волосы, белый редингот, бледное лицо с безвкусицей и непосредственностью маленького ребёнка. Люциус поднял руку, уставившись на цветные пятна на рукаве… Часовня была излюбленным местом сестёр Блэк. Они нередко коротали здесь время: он, сёстры, все три неизменно, и поклонники Беллы и Андромеды или просто друзья. По идее, часовня должна была быть построена в особо благоприятной для колдовства точке, однако Люциус ничего подобного не замечал. Как-то на скамье они нашли следы чёрного воска и долго веселились, выясняя, кому из сестёр пришло в голову испытать старинное поверье. – Узнаем, – весело заявил их приятель Дитрих Райнер, раскидывая руки. Крест святого Экгберта с витража расположился прямо посреди его груди. – Когда-нибудь местные божества запустят молнией в одну из этих прелестных головок за осквернение святого места. – Бог, – поправила его Андромеда, тыкая пальцем прямо в середину креста и уворачиваясь от объятий. – Дитрих, это христианское святилище, а не капище какого-нибудь захудалого божка. – Люциус тихо фыркнул: у Блэков даже такая глупость, как бог, и то должен быть всем богам бог. – Наши предки же сплошь экгбертианцы были. Экгбертианство, правда, считается ересью, но когда кого в старой доброй Англии волновало мнение Рима? – Сплошь фанатики, – фыркнула Беллатрикс, сидевшая в тени неизменного чёрного пса. – Мальчики, представляете нас в качестве религиозных фанатиков? Нарси, чьи белокурые волосы окрасились золотом, мягко улыбнулась, и Люциус очень хорошо себе представил: пламенная Белла, суровая, деловая Андромеда и романтичная ангелоподобная Нарси… Сняв перчатки, он провёл рукой по скамье: пятна от воска так и остались до сих пор. Молнии так и не ударили, каждый нажил невзгод на свою голову и без божественного вмешательства. А здесь все так и осталось неизменным: алтарь, скамьи, пятна воска, фрески на стенах, святой Экгберт с крестом в одной руке и волшебной палочкой в другой, брошенный поперёк прохода подсвечник, серебряный кубок, забытый под окном, который потом так разыскивали… – Вечно не как у людей, – пробормотал Люциус, толкая дверь и выходя наружу. После гулкой тишины помещения его вновь окружало густое безмолвие. – Религии, поверья, предания… Хвала Мерлину, Малфои…
Rendomski: Справа что-то легонько хрустнуло, Люциус машинально обернулся и оцепенел. Между стеной часовни и могилами тянулась цепочка следов, принадлежавших, похоже, крупному псу. Выхватив палочку, Люциус отпрянул и осмотрелся: никого, и никаких больше звуков, кроме его собственного дыхания. Он настороженно прошёл к воротам, толкнул, прикрыл за собой, запер на задвижку и быстрым шагом, не оборачиваясь, припустил в сторону дома. Пропажу перчаток он заметил лишь на полпути, когда, наконец, отпустило напряжение и он попытался разжать закоченевшие пальцы. Но возвращаться на кладбище ему не хотелось совершенно. Разумеется, уверил себя Люциус, единственно из-за того, что он порядочно замёрз. …в щёку вдавились холодные металлические прутья, руки были вытянуты вперёд и слегка вывернуты. В зажатых будто тисками сведённых вместе ладонях чувствовалась какая-то необычная тупая боль. Люциус попытался было пошевелить руками и в ответ услышал глухое низкое ворчание. С глаз словно спала пелена. Он был притиснут к ограде старого кладбища Блэков. А по ту сторону ограды стоял огромный чёрный пёс, сжимая ладони Люциуса мощными челюстями. Выделанная кожа перчаток смягчала прикосновение крупных белых зубов, но сомнений не возникало: при желании зверь вполне был способен одним движением раздробить тонкие кости. Сверкающие несобачие синие глаза были враждебно сощурены, уши прижаты. Тихое раскатистое рычание отдавалось в каждой мышце Люциуса. В горле пересохло, он напряжённо застыл, не рискуя больше даже шелохнуться. В том, что перед ним – не просто случайно забредший в парк одичавший пёс, сомнений быть не могло, и как обращаться с волшебной тварью, Люциус не представлял. – Кто ты? Назовись! – зверь сморщил нос, демонстрируя во всей красе длинные блестящие клыки и чёрно-розовые дёсны. – Я – Люциус Малфой, супруг Нарциссы Блэк из рода Блэков… – басовитое рычание усилилось и Люциус счёл за лучшее замолчать. Стояние продолжалось. Было зябко, но мороза не ощущалось. В пасмурной серости терялись минуты, а, может, уже и часы. Пёс немного утихомирился, на усах и жёсткой шерсти вокруг пасти оседал иней. Люциус решился заговорить снова, перебирая всплывшие в памяти имена, коими называли псов преисподней: – Ты – Страж? Грим? Баргест? Капельтвейт? Падфут? – пёс неожиданно мотнул большой головой, больно дёрнув за руки. Хватка на секунду ослабла, и Люциус рванулся назад. Зубы пса, скользнув по пальцам, успели лишь, стиснув кончики, сорвать с рук перчатки. Люциус упал на спину и тут же вскочил, выхватывая палочку. Зверь с силой бросился на решётку, взвизнув, ударился и рухнул, взмётывая из-под ограды облако мелкого снега. Снежная пыль чуть зависла в воздухе, посвёркивая в выбравшемся вдруг из-за туч солнце, и рассеялась. Из сугроба медленно поднялся высокий человек, по-собачьи встряхивая лохматой тёмной шевелюрой. – Блэк? – вырвалось у Люциуса. – Сириус Блэк! Но это, смертофалд побери, невозможно! – Малфой, – хрипло отозвался Блэк и, оскалившись, невесело расхохотался. – Надо же, и как это тебя сюда угораздило? Выглядел Блэк скверно: круги под ввалившимися глазами – синими, как и те, что пару минут назад глядели на Люциуса с собачьей морды, – небритые ввалившиеся щёки, дранная мешковатая мантия. Не тратя времени на выяснения, каким это образом дражайшего кузена Нарси, в свою очередь, «угораздило» воскреснуть из мёртвых, Люциус выкрикнул: «Stupefy!». Алая вспышка заклятия прошла через Блэка без помех и угасла вдали. Склонив голову, Блэк меланхолично посмотрел себе на грудь. – Призрак, – выдохнул Люциус. – Да ведь ты мёртв, Блэк! – Я заметил, – Блэк поднял голову и ухмыльнулся. – Мёртв, – повторил Люциус с облегчением. Что ни говори, а явление призрака Сириуса Блэка было не в пример нормальнее и объяснимее, нежели явление Сириуса Блэка живого. – Чего же ты не упокоишься, Сириус Блэк, подобно порядочным мёртвым? – Я и живым-то порядочным никогда не был, – с неоспоримой логикой заявил Блэк. – Что верно, то верно. Иначе оставался бы живым до сих пор, – холодно парировал Люциус. – Повторяю, что не даёт тебе покоя? Высечь твоё имя на надгробье на могиле твоей семьи? – Ну тебя, Малфой, – фыркнул Блэк. – Даже мёртвому себе подобного не пожелаю. А, вот, если бы, – тут в насмешливом тоне фальшью проскользнула нотка мольбы, уставившиеся на Люциуса глаза жадно блеснули, – ты открыл мне ворота… Клянусь, тени моей здесь больше не будет! – Тени у тебя и так нет, – спокойно констатировал Люциус. Обычная уверенность в себе вернулась, теперь призрак вызывал у него лишь лёгкое презрение, не без доли любопытства, правда, – а насчёт твоей просьбы я подумаю… – Тени тут и у тебя нет, – будто между прочим заметил Блэк. Что?! Люциус с ужасом посмотрел под ноги, на блестящий снег… – Нет… – застонал он в отчаянии, – нет, нет! – Стой, Малфой! – воскликнул Блэк. – Да пошутил я! Это только… …сон.
Rendomski: – Люциус, просыпайся, – Нарси коснулась его плеча, – почти три. Грейбэк с Антонином будут через час. – Спасибо, – пробормотал Люциус, потирая глаза. – Переоденься и приведи себя в порядок. Ночью неважно спалось? – Бессонница, – вяло подтвердил Люциус. После кошмара с Блэком сон как рукой сняло. Он до утра листал «Дневник Таданобу, оборотня из Ёсино», занудное японское повествование, усыплявшее его обычно страницы через три, однако, когда сквозь низкие вытянутые тучи забрезжил алый рассвет, пришлось признать неоспоримую победу призрачных английских псов над утончёнными японскими оборотнями. Лишь после обеда недостаток сна взял своё, и Люциуса сморило. – Ты присоединишься к нам? – Я спущусь к ужину, – Нарцисса чуть поджала губы. Её нежелание было вполне понятно, учитывая манеру Фенрира отзываться о Драко, а также смаковать самые грязные сплетни о нём. Скандальные летние события в Хогвартсе обернулись для семьи Малфоев не лучшей стороной, совершенно, на взгляд Люциуса, необоснованно. Драко виртуозно справился с половиной своего ответственного задания, и даже вторую половину – которую счёл бы невыполнимой любой взрослый волшебник, – судя по рассказам очевидцев, довёл почти до конца, преподнеся Снейпу обезоруженного Дамблдора на блюдечке с голубой каёмочкой. Однако со старым словоблудом Снейпом Драко, видимо, тягаться было ещё не под силу, посему героем событий стал именно треклятый алхимик, а сын Люциуса, за свой «провал» был отдан ему в обучение, фактически – в полную собственность. О том, что Снейп со своей «собственностью» вытворял, ходили слухи один зловещее и непристойнее другого. С семьёй Драко видеться не позволялось, даже с Нарциссой, несмотря на все её просьбы, угрозы, унижения. Ни она, ни Белла, ни Рудольф никогда подробно не рассказывали о том, что творилось в аппартаментах Снейпа, но заплаканные глаза или, напротив, следы ногтей на ладонях от сжатых в бессильном гневе кулаков были красноречивей любых слов. После этих визитов Люциус избегал смотреть жене в глаза, терзаясь виной за все выпавшие на долю семьи несчастья. Лишь факт, что Нерушимая клятва не позволит Снейпу причинить Драко вред, приносил им некоторое успокоение. Люциус не мог не оценить, насколько искусно тот, кого он и за соперника-то почти никогда не держал, воспользовался безвыходным положением, в котором оказались Нарцисса с Драко, любезно согласившись «помогать» мальчику, прекрасно при этом осознавая, что порученное Драко не под силу, а также лучше, чем кто-либо другой, зная слабые места Дамблдора. Таким образом, Снейп повязал Нарциссу благодарностью, более-менее завоевал доверие Драко, а также обеспечил себя веской причиной на случай, если Тёмный Лорд вдруг сочтёт подозрительным, с какой стати Снейп взялся за то, что обязан был выполнить Малфой-младший. В результате Снейп избавил Лорда и лично себя от могущественного противника, прочно утвердился в положении доверенного лица Повелителя, с лихвой отыгрался на Нарциссе за пережитые в юности унижения, заполучил Драко Малфоя в качестве «ученика», а Люциуса – в качестве мальчика на побегушках. Криптомагия традиционно была одной из сильных сторон рода Блэков: чары секретности и сокрытия, разнавадящие и отводящие внимание сглазы, также иллюзии и изменение обличия. Люциус и Нарцисса в своё время из кожи вон лезли, пытаясь после смерти Гекаты попасть в лондонский дом Блэков на Гриммолд-плейс, но тщетно. Дом терпеливо дожидался возвращения законного наследника, лишний раз подтверждая, что для родовой магии капризы отдельных членов семьи несущественны. Незримая сеть чар, оплетавших Элвитч-хауз, была ещё сложнее и изощрённее. Существование поместья как такового не было зафиксировано ни в одном министерском документе. Старые друзья семьи и дальние родственники, конечно, знали о нём, но не о его местонахождении, а со временем и вовсе были склонны путать его с официальной резиденцией семьи Блэков в Йоркшире – ныне пустовавшим имением, по завещанию отца отошедшим Нарциссе. А в Элвитч-хаузе хозяйкой была Беллатрикс, отчего Грейбэк в насмешку прозвал поместье Витч-хаузом, Ведьминым домом. Никто не мог попасть сюда без её позволения. Поместье стало идеальным прибежищем для бывших узников Азкабана и их соратников.
Rendomski: Этим вечером совещание и последующий ужин протекали относительно мирно, вопреки факту присутствия Фенрира Грейбэка, и, едва Люциус утвердился в подозрении, что дело нечисто, как оборотень с подчёркнутой небрежностью бросил: – А позвольте-ка мне у вас пару ночек провести. – Эй-эй, Серый, – вскочил Рабастан, прежде чем кто-либо успел произнести хоть слово, – совсем спятил. Напрашивайся в гости не в полнолуние. – Он и не в полнолуние кусаться горазд, – вставила Белла. – Да не трону я никого в доме! – оживлённо заговорил Фенрир. – У вас ведь в парке какой-то летний домик имеется, верно? Так мне бы там перекинуться и по лесу побегать. А то у Лорда в замке всякую дрянь пить заставляют, сил моих нет, и под замком держат, перебеситься не дают. – А на прошлое полнолуние кто бесился? – возмущённо прервал его Антонин. – Я за тобой с этим зельем по всему замку носился, а его же свежее пить надо. – Глотнул бы сам, понял, чего меня от него воротит. Беллатрикс, – Фенрир слышно скрежетнул зубами: с кем уж, а с Беллой они друг к другу приязни не питали, – сделай милость, хозяйка! В долгу не останусь. – Белла, позволь ему, – прошептала Нарцисса. – Вечереет; ещё немного – и он точно прямо здесь перекидываться начнёт… Беллатрикс скривилась, но уступила. – Хоппи, – подозвала домашнего эльфа она. – Принеси мистеру Грейбэку ключ от павильона. – Лорд будет недоволен, – без особой надежды на успех попытался вразумить соратников Антонин. – Да я к утру вернусь, никто ничего и не заметит, – Фенрир подхватил возникший рядом с его бокалом ключ и, поднявшись, вычурно поклонился Беллатрикс. – Благодарствую, хозяюшка. – Если ночью кому потребуется выйти аппарировать, а этот будет за воротами ошиваться, – бесстрастно произнесла Белла, – проклинайте на поражение. – Сука, – ухмыляясь, процедил Фенрир. – Сука волку не чета, – Беллатрикс ощерилась. Люциус неожиданно подметил сходство с призраком её кузена. – Убирайся. – Отправлюсь-ка я в замок вместе с тобой, Антонин, – задумчиво произнёс Рабастан, когда Фенрир вышел. – Чую, там сегодня поспокойнее будет. Люциус поднёс к губам чашку, сделал глоток и поморщился. То ли он последнее время обзавёлся привычкой затягивать завтрак, то ли даже чай в эти безрадостные дни остывал быстрее. Никаких согревающих чар, в отличие от практичного до крайности Рудольфа, Люциус, безусловно, не допускал. Только он собрался было подозвать Хоппи, как хлопнула входная дверь и через пару секунд гостиную решительно пересекла Беллатрикс в отороченном мехом плотном зимнем плаще. Не раздеваясь, она молча нависла над супругом, вперив в того выжидающий взгляд. Рудольф, помедлив, оторвался от вчерашнего «Пророка», встретился с Беллатрикс глазами и, бросив надкушенный тост на тарелку, резко поинтересовался: – Что произошло? – И давно это у младшего способности к предвидению появились? – в голосе Беллатрикс звучала напряжённость, предвещавшая то ли истерику, то ли вспышку гнева. Люциус невольно подобрался, тогда как Рудольф, напротив, казалось, никакого подвоха в вопросе не заметил. – Предвидению? Что это он предвидел? – Фенрир, похоже, мёртв, – у Беллатрикс вырвался смешок. – Там, в павильоне, всё в крови. Рудольф вскочил и бросился к выходу, помешкав лишь в прихожей, пока снимал с вешалки тёплый плащ. Люциус выбежал вслед за ним, пытаясь не отставать, натягивая на ходу редингот. В уме вырисовывались разнообразные вероятные последствия этой кошмарной ситуации. Гибель одного из старейших союзников вызовет гнев Тёмного Лорда; а ведь это убийство означает, что кто-то, несмотря на все охранные заклинания, умудрился проникнуть на территорию Элвитч-хауза… или же убийство совершил один из своих… Цепочка кровавых следов, уже растушёванных неспешно падающим снегом, тянулась из глубины парка; на двери было словно размазано лохматой кистью буровато-бордовое пятно. Рудольф толкнул дверь и зашёл внутрь павильона, Люциус следовал за ним с палочкой наготове. Запыхавшаяся Беллатрикс замыкала шествие. Кровавый след оканчивался большой неопрятной лужей на полу, паутиной растёкшейся по щелям между кафельными плитками. Обнажённый Фенрир лежал, разметавшись, на низкой кушетке, одна нога свешивалась на пол. Рудольф аккуратно перешагнул через кровавое месиво и тронул Фенрира за плечо.
Rendomski: – Тёплый, – констатировал он. – Enervate! Не сразу – Люциус уже готов был усомниться в благополучном исходе – Фенрир застонал и зашевелился. – Жив, – ровным тоном добавил Рудольф. У Малфоя отлегло от сердца. Обойдя на цыпочках лужу и кушетку с другой стороны, он помог Рудольфу перевернуть грузное тело. В первый миг отсутствие каких бы то ни было ран его озадачило. Затем в глаза бросилась пара широких неровных рубцов, которые пересекали шею и плечо. Судя по нежно-розовому цвету, выделявшему их из множества прочих следов старых ранений, рубцы были свежие. «Раны затянулись, когда перекидывался», – догадался Люциус и поёжился. – «Нелюдь». Фенрир глубоко вздохнул и закашлялся, перемежая кашель крепкой бранью. Рудольф накинул ему на плечи тёплое одеяло. Эльфы с вечера растопили камин, и сколько-то тепла помещение сохранило до сих пор, но всё же павильон был расчитан на летнюю погоду. Когда нервное напряжение отчасти спало, Люциус осознал, что в павильоне весьма прохладно и вдобавок сквозит. Особенно мёрзли ноги в промокших от снега домашних шлёпанцах. Поразмыслив секунду, он выступил из тапочек, однако босиком на кафельном полу было ненамного теплее. – Кто это тебя так уделал, Фенрир? – не тратя времени даром, деловито осведомилась Беллатрикс. Фенрир одарил её мрачным взглядом исподлобья и хрипло ответил: – Зверь… – Белла, давай вначале хоть вина… – начал было Рудольф, но Беллатрикс только отмахнулась. – Погоди. Какой ещё зверь? Что за зверь? Джентельмены, вы хоть представляете, что за зверь должен быть, чтобы с оборотнем сцепиться?! – Не помню я… Волк, наверняка. Может, большая собака… – Не было тут отродясь волков, – твёрдо заявила Беллатрикс. – Здесь и леса-то – парк вокруг поместья, дальше кругом пустоши. И собакам опять же неоткуда взяться, на десяток миль вокруг даже маггла не сыщешь, разве что у Адриановой стены. – Не помню я, – поморщился Фенрир. – Белла, оставь его, он потерял много крови… Люциус не слушал, и даже заледеневшие ноги его больше не волновали. Он, кажется, догадывался, откуда взялась большая собака… – Малфой. – Блэк. Главное – чтобы не дрогнул голос. Не выдать неуверенности. Не выдать страха. Мерлин, эта тварь чуть не сожрала Фенрира Грейбэка! Может, сон этот и не отличается от обычных снов, но Люциусу не улыбалось, чтобы ему откусили руку, хотя бы и во сне. Провалившись после напряжённого дня в тяжёлую дремоту, он снова обнаружил себя у кладбищенской ограды, и Блэк, стоя по ту сторону решётки, снова держал его за руки. Правда, на сей раз неспокойный покойник принял человеческое обличие. Он был пониже Фенрира, но всё же почти на голову выше Люциуса и шире в плечах; закорузлые пальцы надёжно смыкались вокруг затянутых в тонкую кожу перчаток запястий. – Чего тебе нужно? – в упор спросил Люциус. – Чтобы меня освободили, я же говорил тебе, – устало произнёс Блэк. – Просто оставь на ночь ворота кладбища открытыми. – Ты не можешь отсюда выбраться? Но ведь это ты подрался с Грейбэком? – Я, – Блэк криво дёрнул верхней губой, приоткрывая желтоватый клык, чуть крупнее, чем положено человеку. – Нечего было на моё кладбище соваться. Так это Фенрир Грейбэк был? Жаль, знал бы раньше – живым не отпустил. – Оборотень пролез, а ты выбраться не можешь? – На ограде наговор. Против… таких, как я. Люциус спешно обдумывал услышанное. Похоже, положение было не настолько опасным, каким могло показаться на первый взгляд. – А, скажи на милость, с какой стати мне выпускать тебя? Чтобы ты разгуливал по всему поместью? – Очень мне надо разгуливать, – фыркнул Блэк. – Малфой, ты думаешь, моё теперешнее состояние – такая уж благодать? Я хочу освободиться, – глаза блеснули из-под ниспадавших на лицо спутанных чёрных прядей жутковатой нечеловеческой тоской. Люциус отвёл взгляд. – Уйти отсюда… Дай мне уйти. Никогда не думал, что стану просить именно тебя… – Но почему меня? – Малфой попытался отступить, но Блэк держал его крепко. – Ничего не поделаешь, так уж вышло, что я могу обратиться только к тебе. Люциус пристально смотрел вниз, на руки, судорожно вцепившиеся в его собственные. – Перчатки, – вслух догадался он. – Я потерял на кладбище перчатки. Вот как ты вышел на меня, Блэк. Пальцы стиснули его запястья ещё сильнее, до боли, но Люциус только усмехнулся, чувствуя в этой хватке не силу, а отчаяние цепляющегося за соломинку. – Я подумаю над твоей просьбой, Блэк, – высокомерно протянул он. Призрак ярился, едва сдерживаясь. – Пожалуйста, только не надо никаких глупостей. Я же могу просто сходить забрать перчатки… днём. Ведь не зря тебе открытые ворота нужны именно ночью?
Rendomski: – Чего тебе толку держать меня взаперти, Малфой? – почти взвыл Блэк. – Толку? Что ж, хороший страж лучше, чем ничего, – с деланой небрежностью заметил Люциус. – Мерзавец! – не выдержал Блэк и резко дёрнул противника на себя, но тот, наученный многочисленными кошмарами, уже успел применить испытанное средство: зажмурился, что было сил… …и распахнул глаза уже в собственной спальне. Только чуть ныли помнившие боль руки… Сон, как и в прошлый раз, больше к нему не вернулся. Беллатрикс с жаром настаивала на том, чтобы выследить таинственного зверя. Уже в тот самый сумасшедший день, едва они отпоили и выпроводили изрядно присмиревшего Фенрира, ведьма собрала всех троих мужчин и принялась за своё. Рудольф с трудом отговорил её тем, что до захода солнца осталось лишь около часа, а в темноте идти по следу проблематично, да и опасно. Настояния возобновились на следующее утро, и даже заранее запланированное возвращение Малфоев в Уилтшир было рассмотрено как злостное отлынивание от общественного долга. Со стороны реакция Беллатрикс Люциуса даже забавляла: он был убеждён, что она ни сном, ни духом не догадывается о своеобразном перевоплощении мятежного кузена, но каким-то шестым чувством она его явно чуяла. Может, конечно, это было просто совпадением, и Беллатрикс вела бы себя точно так же, появись в округе настоящий дикий и опасный зверь. В конце концов, её стремление уберечь свой дом было вполне закономерно. Но на сей раз судьба решила уберечь новоявленного кладбищенского стража. Вскоре после возвращения Люциус получил весточку от одного из своих министерских информаторов: Поттера или кого-то из его спутников заметили на Оркнейских островах и Скримджер уже выслал туда отряд авроров. Малфой спешно передал сообщение, и Лестрейнджи с группой не мешкая отправились на север. Поттер и двое его неразлучных приятелей с лета скитались по всей Британии, скрываясь не только от Упивающихся, но и от официальных властей, причём они уходили от всех преследователей с прямо-таки невероятной удачей. Носили ли их странствия случайный характер или же они были движимы некоей целью – это для Люциуса оставалось загадкой. В качестве рабочей гипотезы он полагал, что и Тёмному Лорду, и Министерству от молодых людей нужны какие-то возможно связанные с Дамблдором сведения (либо уничтожение оных вместе с носителями), однако не исключал, что за этим преследованием стоит нечто большее. Как бы то ни было, история троих непокорных гриффиндорцев обрастала невероятным количеством слухов, на глазах превращаясь в живую легенду. В Уилтшире снег был мокрее, а тучи ниже. Назойливые знакомые к вечеру же заявились с визитом, с угодливыми улыбочками расспрашивая, куда это чете Малфоев вздумалось удалиться на пару недель, и слышали ли они про то да про это. Ни авроры, ни Упивающиеся Поттера не нашли, зато через несколько дней нашли друг друга. Нарцисса бросилась в Элвитч-хауз, а Люциус лично отправился в Лондон за сведениями с другой стороны. Стоптанный грязный снег в городе превращался в чёрно-серый лёд, наводящий на мысли о холодных каменных стенах и азкабанской безнадёжности. Скримджер поднял всё Министерство на уши, разыскивая, откуда произошла утечка сведений. Люциусу пришлось подкорректировать кое-какие планы, одному из информаторов даже с помощью Руквуда серьёзно изменили память. И пришлось выжидать, терять драгоценное время. Они потеряли Долохова, Министерство – одного из лучших авроров, Доулиша. Семье, не считая незначительного ранения разгорячившейся Беллатрикс, повезло – надолго ли? Нарцисса тайком – как полагала она сама – снова ходила к Снейпу и снова вернулась с припухшими от слёз глазами, не упомянув о визите ни словом.
Rendomski: – Малфой. – Блэк. – Неужто тебе ещё не надоели это встречи? – Отнюдь. Никто больше семейное кладбище не навещал? – В гробу никому не нужно ваше кладбище. А не в гробу – тем более. Бессонница, однако, не подарок. – Да, что и говорить, досадное недоразумение. И даже Беллатрикс, говоришь, ещё не напала на твой след? – Нет! – верхняя губа искривляется в оскале. Как же эти двое друг друга ненавидят… Сириус Блэк напрасно ждал пощады. Предателям чистой крови и родовой чести нечего рассчитывать на снисхождение со стороны членов семьи. В бессонные ночные часы Люциус нередко разыскивал в книгах упоминания о псах преисподней: «Англо-саксонские колдуны полагали, что на первого покойника на новом кладбище ложится обязанность охранять оное от нечистых духов и вредоносных чар, посему они хоронили первым чёрного пса, чтобы впоследствии захороненные люди могли упокоиться с миром и проследовать в мир потусторонний …» «…принимает облик чёрного пса величиной с телёнка. Его нетрудно опознать по огромным горящим глазам, правда, некоторые утверждают, что Грим имеет один глаз посередине лба, подобно циклопу, а другие считают, что у него глаза недавно умершего человека». «Они встречаются на старых дорогах, безлюдных тропах, мостах, в воротах, на перекрёстках; но особенно часто на кладбищах, что являются воротами между мирами…» «Встреча с ним является наихудшим знаком. При определённых сопутствующих обстоятельствах она даже может свидетельствовать о скорой смерти…» Но ни слова об умении таинственных тварей проникать в сны. Возможно, предшественники Люциуса были более предусмотрительны и не оставляли своих вещей на землях, охраняемых Псами. Но почему-то в глубине души Люциусу хотелось надеяться, что случай с Сириусом Блэком просто был особенным…
Rendomski: Начальник отдела экспериментального волшебства мистер Барнаби Броклхерст –порядочный обыватель. Он носит добротные мантии неярких тонов, не слишком дорогие, но и не слишком дешёвые, дабы не прослыть ни мотом, ни скупцом. Манеры его сдержанны, он сочувственно кивнёт или вежливо улыбнётся, но не станет стенать или неуместно громко смеяться. Седеющие усики и бакербарды подстрижены ровно, словно по линеечке. При встрече он первым протягивает руку, но пожимает коротко и несильно. Люциус всё равно едва сдерживает порыв взять салфетку – отчего-то у него возникает ощущение, что руки после посещения уборной его собеседник моет через раз. Если бы мистер Броклхерст узнал, что авантюра, в которую он ввязался, призвана упрочить позиции Того-Кого-Нельзя-Называть, он бы с негодованием отбросил саму мысль о своём участии. Но ведь – все знают! – мистер Малфой является добропорядочным гражданином, пострадавшим по наветам завистников, к тому же он весьма щедр. У мистера Броклхерста трое детей, он просто не может позволить себе отказаться от предложения мистера Малфоя: оказать небольшую услугу его партнёрам из Бразилии и вместо слизи Drosera venesuelae заказать для министерской лаборатории слизь Drosera ucayaliensis, обладающую совершенно теми же свойствами, только ценящуюся несколько дороже. Зачем ему беречь казённые средства, если в прошлом году рождественские премии всем чиновникам урезали наполовину, кроме как – все говорят! – аврорам, которые больше занимаются сеянием паники, нежели делом. Люциус приветливо улыбается, прикрывая улыбкой брезгливость, время от времени проникновенно заглядывает собеседнику в глаза и угадывает все его чаяния, которые представляются ему таким же профессиональным заболеванием бюрократов, как и лёгкая сутулость. Напоследок Люциус передаёт мистеру Броклхерсту кое-какие связанные с предстоящей сделкой документы. Мистер Броклхерст не догадывается, что в оставшейся у Люциуса папке лежит письменное свидетельство мистера Ноббса из Кривого переулка о том, что мистеру Броклхерсту доводилось покупать у мистера Флетчера запрещённые ингредиенты. Если мистер Броклхерст будет соблюдать все условия их неофициального договора, Люциусу это свидетельство не понадобится.
Rendomski: – Малфой. – Блэк, опять ты... Нет, определённо, как только попаду в Элвитч-хауз, прогуляюсь на кладбище. За перчатками. – А ворота запрёшь? – Запру, запру. Если не забуду. Блэк не впал в бешенство. Не принялся ругаться. Ни с того, ни с сего он вдруг отпустил руки Люциуса и, отойдя на пару шагов назад, присел на корточки. Взгляд ярких синих глаз неожиданно оказался цепким и пронзительным. – Между нами ведь никогда не было личной вражды, Малфой, – спокойно, уверенно заговорил Сириус. – Мы были на разных сторонах, верно. Я подпортил репутацию семейству твоей жены, ты донёс в Министерство, что я скрываюсь в Лондоне. Довелось раз нам встретиться и в бою, который обоим не принёс, скажем так, ничего хорошего. Но это не те счета, которые сводят с таким упорством и злостью, когда глумятся над умершими. Тобой ведёт не месть, Малфой, и уж точно не чувство справедливости. – Думаешь, последнее мне не знакомо? Воля твоя. Впрочем, ты говоришь так, Блэк, будто я утруждаю себя специально, чтобы спровоцировать эти встречи. Суть в том, что я ничего не делаю: ни ты стоишь каких-либо усилий с моей стороны, ни досаждаешь настолько, чтобы я особо стремился эти сновидения прекратить. – Нет, Малфой, – покачал головой Блэк. – Поверь, бессонница сказывается на тебе не лучшим образом. И тем не менее, ты моему зову не препятствуешь. И ни за какими перчатками ты не пойдёшь. Эти видения тебе становятся необходимыми, как наркотик. Они дают тебе чувство абсолютной власти над другим человеком, чувство, которого тебе явно недостаёт в жизни. У тебя ведь далеко не всё в порядке, а? Не розами… – Прекрати! – Ты отыгрываешься на мне, верно ведь, Малфой? – Нет! Ты ошибаешься, ошибаешься… Усилием воли он вырвал себя из цепких лап сновидения, не переставая твердить, что всё это ошибка, чушь и бред, и надо положить конец… но голос Блэка продолжал преследовать его гораздо навязчивее и безжалостнее самых гротескных и кровавых кошмаров, потому что за его словами, в отличие от кошмаров, стояли не опасения или догадки, а неоспоримые факты. Продолжение следует...
somebody: Не знаю с чего начать. Надеюсь, никто не сочтет дурным тоном, что я тут первой отзыв напишу) Просто мне нравится, а от этого хочется продолжения. Нравится и оттого, что самый любимый пэйринг, и оттого, что атмосфера завораживающая, и оттого, что ну просто нравится. Вначале было сложновато читать, мне показалось, что местами слишком наворочено, именно интересно стало с первого сна) Но насколько...)) Вначале замечались очепятки и пр., потом они плавно отошли на задний план) Но эти сны... я почти что вижу Сириуса. Не знаю, почему мне этот момент так запал. И вообще вся атмосфера фика... промозглая, уставшая, тягучая, какая-то слегка безысходная, что ли.... кладбищем веет. А еще мне отдельно просто понравилась фраза: Rendomski wrote: Люциус приветливо улыбается, прикрывая улыбкой брезгливость, время от времени проникновенно заглядывает собеседнику в глаза и угадывает все его чаяния, которые представляются ему таким же профессиональным заболеванием бюрократов, как и лёгкая сутулость. Вообще, чем фик дальше, тем мне больше нравится, только снов маловато)), и они там как-то почти не продвигаются... Страшно, что затянется) Но пока что мне очень нравится)) З.ы. я заметила несколько очепяток, вообще, это, конечно, дело беты, в поисках которой Вам удачи, ибо енто дело полезное, но сложное)) Ну я просто кое-что выделила) На всякий случай)) Rendomski wrote: Ступив в тень деревьев, чтобы не раздражало солнце их, "их" как-то имхо не на месте. Rendomski wrote: давшее поместью имя озерцо Тарн-Элвитч. дававшее имя поместью Rendomski wrote: спокойная обстановка давала своё: делала свое дело? просто как-то "давало" чуть резануло) ну да имха) Rendomski wrote: её- ни постороннему, а зачем -? Rendomski wrote: отпустило напряжение и он попытался зпт Rendomski wrote: заметили на Оркнейских островах и Скримджер уже выслал зпт
Aerdin: Rendomski шикарно написано, хоть и пейринг не мой любимый. Но отделка настолько интересна, что оторваться совершенно невозможно. Буду ждать ещё и, если хотите, возьмусь отбетить Особенно покорил необычностью эпиграф - это чешский?
Rendomski: Somebody Первый отзыв – это всегда особо приятно, а тут ещё и такой развёрнутый… Что поделаешь, любим мы, дилетанты, наворачивать . Продолжение будет на днях, условия обязывают . Спасибо за ошибки и предложения по тексту, я непременно учту ваши замечания (даже если и не соглашусь – всё равно лишний раз обмозгую…). Aerdin Благодарствую за добрые слова, а за предложение хватаюсь обеими руками . Вот только добавлю поправки и могу высылать, сколько есть. Вам на адрес, указанный в профиле, писать?
Aerdin: Aerdin не помню, какой там адрес... короче, пишите вот сюда - Aerdin@yandex.ru
Снарк: Не очень мне нравится пара Люциус/Сириус, взялась читать из-за имени автора. И автор не разочаровал С нетерпением жду продолжения.
The Phantom: Rendomski спасибо большое) ждем окончания)) особенно я, поскольку люблю читать все и сразу
Rendomski: Снарк А, «мой добрый друг» Горация . Очень приятно заинтересовать читателя даже вопреки каким-либо его предпочтениям. Надеюсь не разочаровывать и впредь . The Phantom Прекрасно понимаю :). Постараюсь справиться как можно быстрее
Rendomski: Снейп сидел за длинным столом, боком ко входу. Люциуса он, вне всякого сомнения, прекрасно заметил, но предпочитал делать вид, что без остатка погружён в тщательное нарезание какой-то дряни бурого цвета. Вокруг царил обычный хаос из баночек, фиалов, разнообразной величины сосудов, свитков пергамента. Вдоль стола выстроилась батарея песочных часов, от самых простых, так называемых «школьных» до антикварных экземпляров, отсчитывающих минуты то в одну, то в другую сторону, судя по внешнему виду, не первую сотню лет. Слева бурчал на огне плотно закрытый котёл. В больших песочных часах кончил пересыпаться песок, и часы негромко кашлянули: более назойливого звука их хозяин явно мог и не стерпеть. Снейп тут же убрал в сторону фарфоровую пластинку для нарезания и придвинул к себе высокую узкую бутыль из безцветного стекла, заполненную примерно наполовину. – Добрый день, Северус, – Люциус, наконец, счёл необходимым сообщить о своём присутствии. – День, – рассеянно откликнулся Снейп и принялся осторожно по стеклянной палочке вливать в бутыль жидкость, образовывавшую слой поверх первой, не смешиваясь. – Я договорился в Министерстве насчёт поставок слизи твоей дросеры. – Росянки. – Что? – По-английски она называется росянкой. – Какая разница, английская всё равно явно не годится, раз уж Министерство утруждает себя экспортом. Так что можешь приступать к изготовлению противоядия. – Не противоядия, а адаптанта, – Снейп поморщился. – Люциус, тут же задействован совершенно противоположный принцип действия. Разница между препаратом из Drosera venesuelae и Drosera ucayaliensis та, что лишь в случае использования последнего организм способен выработать привычку… Люциус скрипнул зубами. Лекция могла растянуться надолго, но неожиданно Снейп сменил тему, не переставая при этом по капле вливать в прозрачную бутыль жидкость: – Желательно, чтобы ты немного проследил за этой компанией лично. – У меня есть наблюдатель, который доносит на Броклхерста. – Я подразумеваю бразильцев. Люциус поперхнулся. – Ты предлагаешь мне переселиться на время в Бразилию? – Никоим образом. Просто навести их, сделай вид, что хочешь лишний раз проверить, всё ли у них выполняется соответственно правилам. Бразильские умельцы своё дело знают, но не исключено, что, получив большой заказ, решат немного и схалтурить. Достаточно будет, если пройдёшься по их лабораториям с умным видом, пообщаешься на отвлечённые темы, словом, создашь иллюзию, дескать, мы доверяем, но проверяем. – Это обязательно? – Люциус недружелюбно прищурился. Снейп позволял себе всё больше. В обычных обстоятельствах Малфой не преминул бы осадить наглеца, найдя способ обойти даже указания Лорда, но был ещё Драко… Снейп вытащил палочку, закупорил горлышко бутыли и опустился со стула, встав на колено. Глаза его оказались на уровне границы между двумя жидкостями. Некоторое время он пристально изучал результат своего кропопливого труда, затем поднялся и, перевернув небольшие песочные часы, неожиданно резко встряхнул сосуд. – Нет, – произнёс Снейп, поворачиваясь, наконец, к Люциусу и продолжая перетряхивать бутыль. – Но если что-то сорвётся, первым обвинят не меня. Люциус счёл аргумент резонным. Более чем. – Что-нибудь ещё? – бесцветным тоном спросил он. – Пока всё, – Снейп снова отвёл взгляд, следя за часами. Люциус дождался, пока он не оставил бутыль в покое – к тому времени она казалась наполненной парным молоком, –вернувшись к более спокойному нарезанию. Он никогда не просил Снейпа ни о чём, ранее это были не просьбы, а взаимовыгодные предложения. Теперь ему нечего было предложить взамен, и оба прекрасно это сознавали. – Северус, пожалуйста, позволь мне увидеть Драко. – Не могу, – холодно откликнулся Снейп, не прерываясь. Не «нет», трепетно подметил Люциус. «Не могу». – Почему? – По многим причинам. Люциус, будь любезен, не трать понапрасну своё и моё время. – Хорошо, давай разрешим этот вопрос раз и навсегда. Чего ты хочешь в обмен на свидание с моим сыном? – Ничего мне от тебя не надо. И ни от кого другого. Просто будет лучше, если вы некоторое врямя не станете искать встречи с Драко. Я знаю, что делаю. – Но я не знаю, что делаешь ты. – Само собой разумеется. Я предпочитаю не распространяться об этом. – Я имею право знать, что ты затеваешь, если это связано с моим сыном. – Ошибаешься. Он уже давно совершеннолетний. Люциус не нашёл, чем парировать это наглую реплику. В ушах снова зазвучал голос Блэка: «У тебя ведь далеко не всё в порядке, а?». Хотел бы он то же высказать Снейпу, только вот Снейп прекрасно знал, что у него не всё в порядке, – было когда-то, по крайней мере. Установлением своего порядка он теперь, видимо, и занимался.
Rendomski: Малфоем овладела вдруг противная неуверенность и апатия, мысли метались, угодив в тупик. Рудольф на его месте непременно нашёл бы уже брешь в логике Снейпа, Беллатрикс впала бы в ярость, Нарцисса ударилась в слёзы, Блэк… Блэк-то тут причём? «Надо действовать», – оборвал сомнения Люциус. Набравшись решимости, он бесцеремонно пересёк кабинет, оказавшись у Снейпа за спиной, и толкнул дверь, ведущую куда-то вглубь аппартаментов. Дверь оказалась незапертой и тут же поддалась. – Драко! – позвал Люциус. – Драко, выйди, пожалуйста. Снейп встал – но не для того, чтобы проклянуть наглеца за вторжение, а чтобы засыпать приготовленный ингредиент в котёл. – Драко, это я, твой отец. – Перестань, Люциус, он не отзовётся, – устало процедил Снейп. Люциус, окончательно наплевав на последствия, выхватил палочку, но алхимик одним движением прикрыл котёл и развернулся к противнику с собственной наготове. Они застыли друг напротив друга, почти соприкасаясь кончиками палочек, как шпагами. – Что ты с ним сделал? – сдавленно спросил Люциус. – Ничего. – Почему он не отзывается? – Его здесь нет. – Пауза. – Он у Лорда. – Ч-что? – выдохнул Люциус, запоздало понимая, что подобная реакция – наихудшая из совешённых сегодня глупостей. Снейп лишь сунул палочку в карман, отвернулся и принялся собирать раскиданные по столу инструменты. – Полегчало? – язвительно поинтересовался он. – Этого ты добивался? Голова шла кругом. – Что значит – «у Лорда»? Зачем ему мой сын? Что с ним? – На Хэллоуин, – Снейп засучил рукава и почему-то вручную стал перемывать инструменты в раковине, – Тёмный Лорд призвал нескольких юных кандидатов в Упивающиеся Смертью и остался очень недоволен их подготовкой. Тогда-то он велел мне привести Драко, побеседовал с ним и счёл его достойным личного обучения. Больше я Драко не видел. Люциус прислонился к столу. Сотни «почему» и «не может быть» вертелись у него на языке. – Ты недоговариваешь, Северус. Почему ты молчал всё это время? Приказ Лорда? Нет, не поверю, он не станет утруждать себя такими мелочами. Тебе-то зачем вся эта морока? – А это уж точно только моё дело. Хочешь – рассказывай кому угодно. Что-то тут было не то… Найди лишнее или недостающее… Взгляд Люциуса упал на ряд песочных часов, и на один экземпляр, не раз отчего-то притягивающий его внимание. Новенький, броский, хоть и не самый роскошный из имеющихся. И тут он понял. Песок из верхней части часов не высыпался. Бесполезная мелочь, подобную которой имела привычку изредка покупать Нарцисса, просто так, для души, чтобы развеяться, а потом, чуть стыдясь собственного легкомыслия, раздаривать знакомым по поводу и без повода. Под часами что-то лежало – перевёрнутая миниатюра или фотография в скромной рамке. Люциус снял часы, и тут Снейп неожиданно взвился: – Оставь! – Так прокляни меня, – подобная фраза как нельзя лучше годилась, чтобы удержать Снейпа от подобного намерения. Люциус перевернул находку. С портрета ему улыбнулась Нарси, лет на пятнадцать моложе. В углу фотографии мелким почерком было выведено: Слетайтесь, духи Смертельных мыслей, извратите пол мой, От головы до ног меня насытьте Жестокостью! Сгустите кровь мою, Замкните входы и пути раздумью, Чтоб приступы душевных угрызений Не потрясли ни замысла, ни дела. * – Значит, из-за неё, – Снейп не отреагировал, продолжая возиться в раковине. Лишь плечи, казалось, ссутулились сильнее. – И как долго ты планировал скрывать правду? Поразительно, что никто не узнал до сих пор… – Уйди, Люциус, – прервав его, попросил Снейп. Именно попросил. Люциус ошарашенно кивнул. – Я напишу тебе о результатах визита в Бразилию, –пробормотал он и не попрощавшись вышел. Здраво рассуждая, отчего ему беспокоиться? Драко сообразителен, умеет быть и старательным, и послушным, схватывает на лету: что ему может грозить со стороны Тёмного Лорда? «Всё, что угодно», – честно признался Люциус. Тёмный Лорд потешается над нами, с беспомощным ужасом осознал он. Лишённый человеческих слабостей, наслаждается нашим несовершенством, нарочно подыгрывает и наблюдает, как мы, ослеплённые чувствами, бережём и раним друг друга, теряемся в своих страстях; изучает и использует. Разумеется, Нарциссе он ничего не скажет, и, вдруг повезёт, и эта жалкая ложь продержится ещё… неделю? Месяц? Как долго они – теперь вдвоём – смогут ограждать Нарциссу от зловещей правды? И не очередная ли это уловка со стороны Снейпа? С какой стати это ему портрет на столе держать, если не хочет, чтобы его видели? Может ещё и насчёт Драко он всё измышляет… Люциус чувствовал себя чем дальше, тем неопределённее и неувереннее… *У. Шекспир «Макбет», пер. М. Лозинского
Rendomski: – Малфой. – Блэк? О, нет, только тебя мне и не хватало, когда мне так необходимо выспаться! Блэк поглядел на него с любопытством и даже долей весёлости и, вместо того, чтобы воспользоваться таким удобным поводом завести неизменную литанию про ворота, рассудительно предложил: – Но ведь ты сейчас спишь, Малфой. Так что, если ты не начнёшь, как обычно, хамить и потом удирать, то, полагаю, выспаться должен неплохо. – Хитро придумано, – хмыкнул Люциус. – Но логично, что и говорить. Может, отпустишь мои руки, а? Стоять неудобно, далеко я всё равно не уйду, пробовал ведь уже – проснусь. – Отпущу, пожалуйста. Мне, – подчеркнул Блэк, – не жалко. Между прочим, не скрою, что горю желанием узнать, к чему это ты прибегаешь последние дни? – Зелье для сна без сновидений, – гордо объявил Люциус. – Небось, перепугался, что больше меня не увидишь, Блэк? – Гм… Ну, первый раз и правда жутковато всё выглядело. Увидеть-то я тебя как раз увидел, а вот разбудить не сумел. Ты кулем в снег свалился и продрых без задних ног до утра в сугробе, как спящая красавица. – Что?! Так я был здесь, все эти ночи? – На этом самом месте, где стоишь, – подтвердил Блэк, посмеиваясь. – А с алкоголем, Малфой, зелье для сна без сновидений плохо сочетается, то-то ты сегодня такой бодренький! – Теперь понятно, – Люциус поковырял снег носком. Что и говорить, принял он сегодня, воспользовавшись отсутствием Нарси, лишнего. Воображение услужливо нарисовало, как он дремлет в сугробе, а Блэк трогательно держит его за ручку. – Хорошо, хоть простуду не заработал. – Он не холодный, – весёлость Блэка как ветром сдуло, он тоскливо уставился в пространство. – Он ненастоящий. Здесь всё ненастоящее. Люциус недоумённо глянул на собеседника. Затем нагнулся, зачерпнул горсть. Снег и в самом деле не был ни холодным, ни мокрым; рассыпчатая масса, более крупные куски которой крошились в пальцах, как пересушенный белый хлеб. Неопределённо пожав плечами, Люциус сел в ненастоящий снег, прислонившись к ограде, подтянул одну ногу и обхватил руками колено. Небо над головой напоминало голубой шатёр – никакой глубины; косой солнечный свет казался аляповато нарисованным, как на китчевой картинке. Мать когда-то пыталась выучить Люциуса живописи, и, хотя с кистью он так и не сдружился, теорию усвоил на всю жизнь. Блэк со своей стороны тоже сел, вольно или невольно скопировав позу Люциуса. Потянулось время, казавшееся искусственно насаженной здесь субстанцией, сделанной из второсортного материала. Усилием воли можно было сжать час до секунды или, напротив, растянуть миг до бесконечности. Чего бы только Люциус не отдал за такую возможность в настоящем мире, здесь же эти свойства не имели никакого смысла, лишний раз подчёркивая простоту и замкнутость этой тюрьмы вне миров, тщетность надежды на освобождение без помощи извне. – Что-то здесь есть от Азкабана, – вырвалось у Люциуса. – Тюрьма, – пробормотал Блэк. – Тюрьмы – они все родные сёстры, вне зависимости от наличия решёток или природы надзирателей. Они оба вновь надолго замолчали – или натянули своё молчание на продолжительную длину местного эрзац-времени. Тема Азкабана была болезненной и слишком живой для обоих. – Сейчас там нет дементоров. Но от этого не легче. Позади Блэк выразительно хмыкнул. – Недолго, видать, ты при дементорах сидел, Малфой. – Недолго, – как-то непривычно безропотно согласился Люциус. Блэк даже покосился на собеседника. Малфой помрачнел, в глаза вдруг бросились его чуть впалые щёки, потускневшая кожа, морщины, прорезавшие прежде холёное гладкое лицо. – И без дементоров недолго. Но достаточно. – Не вышло откупиться побыстрее? – без обиняков поинтересовался Блэк. Люциус не ощутил обиды. Предположение Блэка было вполне закономерно. Не почувствовал и обычного в подобных случаях презрения, что всегда удерживало его от ответа на эти заявления. – Обошлось без золота, представь себе...
полная версия страницы