Форум
Без названия, СС/ГП, ангст/романс, R + продолжение от 26/09, конец!
Street girl: Автор: Elga (elga_v@rambler.ru). Бета: Algine (низкий ей поклон за терпение) Пейринг: ГП/СС, ГП/ГГ. Рейтинг: R. Жанр: ангст/романс, слэш. Предупреждение: открытый финал, голубые сопли и зубодробительный ангст. Дисклэймер: герои и мир принадлежат Дж. Роулинг. Остальное все – мое! От автора: хочу поблагодарить Яэль за вдохновение. Если бы не она, я бы вряд ли что-нибудь написала на фест. Фик написан на Снарри-фест, пятый слэшный сюжет. Выкладывается параллельно тут: http://fanfiction.fastbb....49-000-0-0-0-1093636850-0
Ответов - 40, стр:
1 2 All
Street girl: Часть первая. - Ты уже уходишь? – спросил он, выходя из комнаты. Северус, полностью одетый, с суровым непроницаемым лицом, скрестив руки на груди, стоял в коридоре перед дверью. - Да, думаю, что мне уже пора, – он на секунду позволил теплой улыбке осветить лицо. – Удачи тебе с этими маленькими чудовищами. Не позволяй им помыкать собой. - Попробую, - уныло отозвался Гарри, который был не очень уверен в своих силах. Этот вечер он был вынужден провести с маленькими близнецами Уизли: худым, озорным Тэдом и пухленькой, миленькой Венерой. - Я буду ждать тебя завтра в одиннадцать. - Я обязательно приду. Я люблю тебя, - он нежно поцеловал любимого в уголок рта, сжал в объятиях, а потом, развернувшись, деловито завозился с многочисленными тяжелыми замками. Юноша искренне и довольно улыбнулся любимому вслед, засмеялся какой-то своей шальной мысли и притворил дверь. - Тэд, Венни, уже поздно. Ну-ка давайте, заканчивайте возиться с игрушками, в душ – и спать! - Дядя Гарри, а ты расскажешь нам сказку на ночь? – пропищала круглолицая Венера, а ее брат, закончив играть, отбросил в угол безнадежно сломанные машинки. - Расскажешь? - приставал сын Рона и после душа, Гарри сдался. Он всегда сдавался под их двойным напором. - Хорошо-хорошо, я расскажу вам сказку. А теперь – в кровать!!! Я расскажу вам сказку про Золушку, идет? - Не хочу про Золушку! Нам про нее мама раз двадцать читала! - Может, про Кота в сапогах? - Не-е-е-ет! Это любимая папина сказка! И про Русалочку тоже не хочу! – раскапризничалась малышка и некрасиво скривила губы, собираясь зареветь. Ее брат последовал примеру, уже готовый демонстративно расплакаться. Гарри лихорадочно вспоминал все те немногие известные ему сказки, но скоро с ужасом понял, что ему нечего рассказать детям. Маленькие шалуны отвергали один вариант за другим. И вдруг в памяти всплыло одно старое-престарое сказание, которое ему давным-давно дала прочитать сентиментальная Гермиона. - Ну хорошо, Венни, Тэд. Я расскажу вам такую сказку, которую вы еще не слышали, если только вы перестанете разводить сырость, – профессорским тоном выдал Гарри. - Да? – слезы тут же испарились на хитрых мордашках, и детишки стали нетерпеливо подпрыгивать, прося дядю Гарри поторопиться. - Ага. Ну, слушайте. Много лет назад на крайнем севере существовал небольшой город. Мужчины охотились и ловили рыбу, женщины растили детей и занимались домашним хозяйством. Самым главным в городе был один человек, который никому, абсолютно никому не нравился. Он был некрасивым, грубым и необычайно богатым. И у него была дочь, которую он любил так сильно, что души в ней не чаял: он не жалел золотых монет на туфельки и наряды, устраивал балы для богатых соседей, потакал всем ее капризам и прощал мелкие шалости. Он подыскивал ей хорошего мужа: богатого, могущественного, из хорошей семьи. Его дочь была невероятно красивой, и во избежание всяких неприятных недоразумений отец не выпускал ее никуда, кроме сада и морского побережья. Девушка была прекрасной наездницей, вязала, вышивала, кружила голову молодым людям на балах - в общем, была весёлой и жизнерадостной. Но в один прекрасный день на берегу моря она увидела юношу… - И они полюбили друг друга? – восторженно спросила девочка. - Да. Они полюбили друг друга так, как никто никогда до этого не любил. Джон – так звали юношу – был беден, очень-очень беден. Его отец погиб во время шторма, когда мальчик был совсем маленьким, и оставил их с матерью совсем одних. Мать делала все возможное, чтобы накормить и одеть мальчика, работала сразу на нескольких работах, но, в конце концов, она слегла. Джон с самого раннего детства старался помочь матери: то донесёт продукты какой-нибудь даме донести продукты до дома, то придет на выручку служанкам, то сходит на побережье порыбачить, а один раз его взяли на борт опытные моряки – короче, он – юноша Джон – был ей не парой. - А почему? – недоуменно спросил Тэд. – Они же были влюблены друг в друга. - Понимаешь, Тэд, между ними лежала пропасть. Мэри была знатна, богата и образованна, а Джон был простолюдином без гроша в кармане. Им бы никто не позволил жениться. Как только они ни скрывались от отца Мэри, но он все равно он узнал. В доме будто начался вселенский пожар: любящий отец кричал, что не позволит единственной дочери связать свою судьбу с юношей, который был беднее церковной мыши и, по его мнению, охотился за их богатством. Он сказал, что убьет Джона, если еще раз увидит его рядом с их домом. Но мать Мэри желала дочери только добра и счастья, поэтому помогла ей сбежать с любимым. Она договорилась со знакомым священником, чтобы тот обвенчал их. В назначенный день Мэри и Джон появились в церкви. Она была мила и трогательна в своем простом белом платье, а он… он шел, предвкушая долгую, яркую и счастливую жизнь с любимой девушкой… - И что? – прерывающимся голосом спросила Венера. – Появился ее отец? - Нет, Венни. Отец Мэри тяжело заболел, после того как его дочь сбежала из дома. Его жена была при нем, но он, бывший злым и жестоким с простыми людьми, умирал оттого, что потерял единственную, бесконечно любимую дочь. Тем временем Джон и Мэри тихо обвенчались, а потом, после церемонии вместе вышли на церковный двор. Священник чувствовал, что поступил неправильно, поженив этих молодых людей без отцовского благословения, но не соединить два любящих сердца… какой грех может быть ужасней? На сердце у него скребли кошки. Остановившись, он сказал им на прощание: «Дети мои, идите домой, но только – прошу вас - не оборачивайтесь… Да пребудут с вами святые». - И жили они долго и счастливо? – опять прервала малышка. - Влюбленные – теперь уже муж и жена – заспешили к маленькому, бедному домику Джона. Там их ждала его больная мама, но уже у оградки Мэри не вытерпела и, не взирая на предупреждения, оглянулась. Дико, страшно она закричала, увидев, как на них летит что-то огненное, огромное, несущее смерть всему живому… - М-м-мерлин! – воскликнул мальчик, казавшийся испуганным и впечатленным. – Это что такое было? - Говорят, что это была кара Божья – наказание ослушавшейся дочери, бросившей своего отца и виновной в его болезни. Если верить легенде, то от города не осталось ничего, ни-че-го, все было выжжено и уничтожено смертоносным пламенем. - Дядя Гарри, - спросила крестница, - а эта легенда – правда? - Нет, малышка. Это всего лишь легенда, сказка, выдумка. Ее придумали люди. В настоящей же жизни все по-другому. В настоящей жизни все всегда хорошо кончается. Ну, а сейчас – спать!!! - Спокойной ночи. - Спокойной ночи, дядя Гарри. - Приятных сновидений. Гарри укрыл детей одеялом, потушил свет в комнате и прошлепал на кухню, чтобы попить чаю. Теперь, когда младшие Уизли, должно быть, уже спят и видят захватывающие сны, он может подумать о своем. А точнее – о своем любимом. О Северусе. Сердце защемило от пронзительной любви, и Гарри засмеялся. Если бы кто-нибудь еще лет десять назад сказал ему о том беспределе, что будет происходить в будущем, он бы рассмеялся в лицо или дал в глаз этому человеку – это смотря в каком настроении он бы находился в момент сообщения. Как бы то ни было, наперекор всем писаным и неписаным законам общества, они с Северусом были вместе уже восемь лет, а их любовь не только не исчезла, но с с каждым годом разгорается все сильнее, сильнее и сильнее. Теперь Гарри не знает, как можно жить без любимого человека. Почти все время они проводили вместе: вместе работали, вместе боролись против Вольдеморта, вместе проводили свободное время. И за эти восьми лет, в течение которых случилось многое, они не надоели друг другу, а привязались друг к другу еще больше. Это была настоящая любовь. Завтра утром, когда Гарри вернет детишек Рону и Сьюзен, они снова встретятся, и все будет по-прежнему: умные разговоры перед камином, серьезные шуточки, когда Гарри хохотал как сумасшедший, а Северус показательно хмурил брови и делал страшное лицо. Это настоящая жизнь. Здесь добро всегда побеждает зло. Здесь любовь всегда затапливает ненависть. Правда всегда обличает ложь. Так он только что сказал детям, потому что сам неистово, страстно верил в это. Он допил уже остывший чай и отправился спать. Укладываясь, он смотрел на отличный портрет Северуса, который стоял на тумбочке возле кровати. Гарри провел пальцем по цветной глянцевой фотографии, по глазам, по рту, подбородку. Он любил его глаза, которые кому-то незнакомому могли показаться холодными и жестокими, но на Гарри они смотрели тепло и нежно. Он любил эту жесткую линию рта, волевой подбородок, по которому он так любил водить своим пером, когда Северус спал. Он любил вкрадчивые, плавные движения своего бывшего профессора, от которых веяло уверенностью… Да что там перечислять… Он просто любил этого мужчину. Насмотревшись на фотографию, Гарри выключил ночник и заснул. *** Сквозь оплетающую полудрему, когда человек уже не спит, но просыпаться так лень, послышался знакомый, но слишком громкий голос Рона. Тот, топая, прошелся по коридору, заглянул к детям и, убедившись, что они крепко спят, поплыл к Гарри, который от поднятого шума уже окончательно проснулся и разлепил глаза. - Доброе утро, друг, - поприветствовал его приятель и, не дожидаясь ответа, сразу же осведомился. - Тебя детки еще не замучили? - Да нет пока, вчера они вели себя прилично, – буркнул Гарри и зевнул. - Ну, значит, становишься второй Гермионой: у нее детишки и пикнуть не смеют, - засмеялся Рон. – Я к тебе, кстати, не только за Тэдом и Венерой, но и передать просьбу Дамблдора приехал. - Черт, – от души сказал Гарри. - И чего ему неймется? - Может, по работе? - У меня отпуск еще целых шестнадцать дней, - мрачно ответил Гарри. Дамблдор просто так не стал бы дергать его по ерунде. Наверняка что-то случилось, что-то связанное с Вольдемортом. Но что?.. *** Гарри сразу понял, что случилось что-то страшное. Рем, попавшийся ему по дороге, бодро хоть и фальшиво пожелал ему доброго утра, но не смог его обмануть. Бегающие глаза МакГонагалл, нервные жесты Тонкс, слишком громкие голоса Фреда и Джорджа, сразу стихшие, как только они увидели его, были тому лишним подтверждением. Северуса нигде не было видно. Может, он у Дамблдора? В груди неприятно похолодело. Дамблдор сидел в своем кабинете, писал кому-то письмо. Судя по тому, что он ничуть не удивился, увидев рано утром Гарри, он и вправду его звал. Значит, Рон не шутил. Впрочем, мысли о дурацких шутках Рона сразу же испарились, когда он зашел в штаб, и увидел неудачно пытавшуюся его обмануть Гермиону. - Что-то случилось? – начал он с порога, не утруждаясь такими пустяками, как приветствия и расшаркивания. - Случилось, Гарри, - подтвердил директор. Свет, льющийся в окно, мерцал на оправе его очков. - Что? Ну, говорите, говорите же! - Ты сядь, Гарри. Он послушно сел, не сводя взгляда со старика. - Северус… погиб, Гарри, – просто сказал Дамблдор и опустил глаза. Что? Гарри показалось, что его изо всех сил ударили по голове. Что? Этогонеможетбыть. Простонеможетбыть. Он врет. Он неудачно пошутил. Сейчас он улыбнется и скажет, что это всего лишь шутка, жестокая, несмешная, но все-таки шутка, а Гарри на него накричит, потому что так шутить нельзя – это бесчеловечно. Но он не улыбался. Он не смеялся. Даже его глаза, всегда сияющие добротой и теплом, были пустыми. И равнодушными. И мертвыми. Он не обманывал. Ничего не скрывал. Он просто сказал правду. - Как? – коротко и безжизненно спросил Гарри, оправившись от первого шока. - Вольдеморт, - также однословно ответил Дамблдор, а потом, будто сжалившись, пояснил. - Вчера вечером от тебя Северус отправился к нему. Ночью в Лондоне нашли труп. Труп… Труп… Глаза словно заволокло серой пеленой. Он не мог в это поверить. Это… Это… Это не… - Это не он! – закричал Гарри, вскочив с места и отбросив стул. – Это не может быть он. Это просто труп… неизвестного мужчины, маггла… Вольдеморт же так любит их мучить… Неправда! Неправда! - Увы, Гарри, это правда. В его кармане нашли документы, изломанную волшебную палочку, на руке была Черная метка. Лицо обезображено, тело покрыто следами пыток, но это он, Гарри, он , я сам опознавал его. - Нет, - просто сказал Поттер, хотя внутри него все бушевало и орало: «Нетнетнетнетенет!» - Ты вправе не поверить мне, мой мальчик, - Дамблдор казался непривычно старым, сухим и изможденным, и Гарри уже не в первый раз подумал о том, что он стар, слишком стар для этой войны. – Ты желаешь увидеть тело? «Ты желаешь увидеть его тело?» - эхом простучало в голове. - Да, - он надеялся до последнего. - Я хочу. ***
Street girl: Нет, все напрасно. Дамблдор прав. Северус мертв. И Гарри обвинял себя в его смерти. Его любимый умер, и сознание погрузилось в горький ярко-белый туман. Гарри не кричал, не плакал, не проклинал судьбу, сломавшую его хрупкую жизнь. Но близкие в один голос утверждали, что лучше бы он сорвался, выпустил боль, тихо сжавшуюся в тугой пульсирующий комочек в его сердце, разбил бы что-нибудь, наорал на них, выгнал, сделал хоть что-нибудь. Но Гарри как-то оцепенел: ему не было дела до окружающих его взволнованных друзей, которых он слушал и не слышал, а видел будто через толстый слой ваты. Слова и фразы, брошенные знакомыми, соболезнования друзей, просьбы, события доходили до него черно-белыми отголосками его прошлой, цветной жизни. С того самого момента, как Дамблдор рассказал ему о том, что его любимый мертв, жизнь для Гарри словно остановилась. Они были в морге больницы Святого Мунго, и санитар – мрачный молодой человек – провел их в полуподвальное помещение, где всегда холодно: от заклинаний, камер, где хранили тела, от слез и рыданий приехавших на опознание родственников. Гарри уже раз пятьсот прокрутил у себя в голове тот самый момент, когда юноша выдвинул тело и равнодушно смотрел на чужое горе. До этого он еще верил, что, должно быть, это страшная ошибка, и словно заклинание повторял: «Не может быть. Нет. Нет. Нет. Не верю. Не верю. Не верю». Потом не осталось даже надежды. Когда друзья оставляли его в покое и убирались ко всем чертям, он бездумно сидел на подоконнике и машинально рисовал узоры на стеклах. Чаще всего Гарри ругал Северуса, бывшего слишком эгоистичным, чтобы умереть одному. «Как ты мог, - повторял он, словно зачарованный, - как ты мог так поступить со мной, мерзавец? Ты ушел, ушел туда, откуда не возвращаются, а я остался – один, без семьи, без тебя… ты же обещал никогда не бросать меня… обещал… обещал!» Приходили и звонили друзья, профессора, знакомые, они соболезновали, предлагали помощь, заранее зная, он её не примет, говорили, что поможет только время. Друзья старались никого не пропускать к нему, догадываясь, какая буря чувств бушует у него внутри, но Гарри словно впал в апатию: ему было абсолютно наплевать на все, он автоматически кивал и принимал соболезнования, снова кивал головой и произносил положенные в таком случае слова, благодарил и опять замыкался в себе, в своем горе до тех пор, пока к нему не подходил следующий человек. И тогда он вновь поднимал бледное лицо с запавшими темными глазами и неслышно бормотал дежурные фразы. «Боже, ну почему ты так жесток? Почему? Почему судьба меня так ненавидит? Почему это случилось именно сейчас, так глупо, нелепо, непредсказуемо. Почему его не стало именно тогда, когда я больше всего в нем нуждаюсь? Почему? Почему?..» Ответа не было. *** На кладбище было совсем пусто: провожать Северуса в последний путь пришли только самые близкие. Мать Северуса, накачанная сильными успокаивающими, покачиваясь из стороны в сторону, стояла рядом с директором и судорожно стискивала его руку. Дамблдор, разом ссутулившийся и бесконечно усталый, заботливо поддерживал Ирму Снейп, не давая ей упасть навзничь и вновь разрыдаться. Гарри, бледный и измученный, стоял рядом с Гермионой и МакГонагалл. Он был одет строго и в черное, что еще больше подчеркивало нездоровый цвет кожи, синие круги под глазами и погасший взгляд. Внешне Гарри был смирен и безразличен, но лишь немногие догадывались, что это спокойствие – спокойствие струны, оттянутой до предела. Священник читал слова погребальной службы, но все, занятые мыслями о своём, не слушали его. Лишь после того как пастор закончил обряд, после того как миссис Снейп подошла к закрытому гробу и кинула на него ком земли, Гарри затрясло мелкой дрожью. Он кричал, что убьет Вольдеморта и всех его прислужников, бешено вырывался из рук МакГонагалл и Гермионы, которые пытались его утихомирить, а потом как-то стих и сжался, покорно замер. Гермиона, в глазах которой плескались любовь, жалость и беспокойство, гладила его по голове и шептала, что скоро все будет хорошо, что все пройдет, что время лечит даже самую сильную боль. *** Жизнь образумилась и потекла дальше. Ей нет дела до смерти и боли других – она выше всего этого. Гарри продолжал жить, но со временем не стало легче. Он не ходил на работу, не связывался со сходившими с ума от беспокойства друзьями, он перестал заниматься собой, был не в курсе дел Ордена Феникса… Его совершенно ничего не интересовало, существование казалась пустым и лишенным смысла, квартира – осиротевшей и холодной. В его жизни образовалась пустота, которую ничем нельзя было наполнить. Ему казалось, что не отпусти он вечером Северуса, не останься он с Венерой и Тэдом, ничего бы не произошло. Эта мысль часто не давала ему уснуть, сводила с ума, и Гарри вновь и вновь припадал к фотографии, жадно изучая черты лица любимого, словно боясь забыть. Он проводил ночи напролет, бессмысленно блуждая по квартире, слепо дотрагиваясь до разных фотографий из той, прошлой жизни, где они были вместе. Гарри похудел и осунулся. Иногда, особенно ночами он ловил себя на том, что ждет возвращения Северуса, прислушивается к шагам на лестничной площадке и грохотанию лифта, надеется, не раздастся ли в темном, мрачном коридоре его голос. Бывало, что он слышал шаги за дверью и замирал в сладостном предвкушении, но шаги постепенно отдалялись и исчезали в чужой враждебной квартире. И радость от возможной встречи сменялась нестерпимой болью – хотя почему нестерпимой, если он терпел? Его больше нет. Он не вернется. Никогда. У него больше никого нет. Он один. Навсегда. ____ Это кусочек из первой части фика. Можно я буду надеяться на отзывы?
Цыца-дрица-ум-цаца: ААа!Не может быть...Всё ведь всё равно будет хорошо, правда?...(заискивающе заглядывая в глаза автору) Сильная вещь и действительно производит впечатление. Мне понравилось
Street girl: Спасибо.)) На самом деле, очень приятно. А насчет «все хорошо» я бы не сказала... Я не люблю хэппи-енды. *туманно* Но все может быть.
Яэль: Street girl Рада, что смогла тебе вдохновить:) А начало отличное! Действительно зубодробительный ангст... Эх... жаль мне Гарри
anri: Даже если все очень-очень плохо, то должно быть хорошо. Даже если все не может быть хорошо, то все равно не должно быть плохо. Не плохо, когда не хорошо, а хорошо, когда не плохо.
Liane: Street girl Разве можно останавливаться на таком душераздирающем моменте?! Буду надеяться на проду с хеппиэндом...
Street girl: Яэль И мне тоже его жаль.)) anri *с утра пораньше запуталась в словах* Liane Можно! С прода скоро будет. Сафффсем - сафффсем скоро.
Street girl: *** - Гарри, ты не должен хоронить себя заживо! - А ну перестань лежать тут, как мумия египетская! - Гарри, прошу тебя, образумься, жизнь… она ведь не кончена. - Сколько можно скрываться и шарахаться от собственной тени? - Вернись, Гарри, вернись. Они только этого и ждут, что ты сдашься, сломаешься, отступишь. - Но ведь ты этого не сделаешь, правда, приятель? Рон и Гермиона… его первые и единственные настоящие друзья… лучшие из лучших, любимые, , а говорят ему какие-то пустые, ненужные слова, а он захлебывается от жалости к себе и внезапно умершей любви. - Ты ведь отомстишь, ведь правда, друг? Месть? Месть?! Да, месть! Эта фраза Рона, даже не подозревавшего о мыслях лучшего друга, подействовала на Гарри, как удар током. Он дернулся, глаза стали осмысленными, в них мелькнули прежние, привычные огоньки, которые потом разрослись до пожара. Его глаза полыхали сухим, фанатичным огнем отмщения, и при взгляде на всегда спокойного, сдержанного приятеля Рону и Гермионе стало по-настоящему страшно. - Да ладно тебе, Рон, Гарри никому не будет мстить, он просто сделает то, что должен, - уничтожит Ты-Знаешь… хорошо-хорошо, Вольдеморта. Они ушли, препираясь как в старые добрые школьные годы, а Гарри поднялся с дивана и подошел к зеркалу. Человек, отразившийся в нем, не имел ничего общего с ним прежним: ввалившиеся, казавшиеся черными глаза, осунувшееся лицо, многодневная щетина. Даже зеркало возмутилось его внешним видом и громовым голосом рявкнуло: «В ванную! Быстро!» Месть?! Месть? Месть! Да, он отомстит, и ублюдки Вольдеморта трижды пожалеют о том, что родились на свет, трижды проклянут жизнь, сведшую их с ним, Гарри Поттером. Он убьет Вольдеморта – медленно, жестоко, чтобы он почувствовал каждую толику боли, которую пережил Гарри. Чтобы он умирал, моля о пощаде, умирал, моля о том, чтобы Гарри побыстрее покончил с ним, избавив от мучений. А Гарри будет смеяться над его слабостью – безумно, беспощадно, захлебываясь. Так, как истерически смеялся Вольдеморт в его детских кошмарах. Месть?! Месть? Конечно, месть. Он рассчитается с ними, и справедливость восторжествует. Ведь – в отличие от сказок – в жизни, что бы ни случилось, всегда счастливый конец. Только… только Северуса этим не вернуть. Теперь Гарри надо научиться жить без него. *** Вольдеморт напал на школу прямо перед Рождественским балом, застав врасплох потерявших бдительность профессоров и расслабившихся, нарядных учеников. Начальник отдела магического правопорядка, получив экстренный сигнал о помощи из школы, отозвал всех имеющихся в штате авроров: кого-то он вытащил прямо из-за рождественского стола, кого-то – из объятий любимой девушки, некоторых отозвал из отпуска и командировок, связался даже с запасными. Когда бригада прибыла к воротам школы, у Гарри упало сердце. Судя по выломанным и отброшенным в сторону створкам ворот, Вольдеморт и его головорезы прорвались на территорию замка. Где-то впереди слышались разъяренные и испуганные вопли, блестели вспышки заклятий. Гарри даже показалось, что он расслышал ненавистный ему голос Вольдеморта, командовавшего своими людьми. Перед глазами поплыл кроваво-красный туман, и Гарри, глухо, по-звериному зарычав, бросился вперед, не обращая внимания ни на крики командира, ни на морозный, колючий ветер, бивший ему в лицо. Кровь гулко стучала в ушах, на щеках расползались два ярко-красных нездоровых пятна, яростно ходили желваки, и Гарри что-то яростно бормотал себе под нос. Он преодолел последний поворот, заснеженные деревья расступились, И Гарри шумно вздохнул. Ослепительные вспышки вражеских заклинаний, громкие крики Пожирателей смерти, глухая оборона хогвартских профессоров и около двадцати смельчаков, не пожелавших уйти вместе со всеми в подземелья. Вольдеморт стоял в стороне, в облике молодого Риддла, который он вернул себе, когда Гарри был на шестом курсе. Он не участвовал в битве. Зачем? Со всем должны были справиться его проинструктированные мерзавцы. Когда Гарри увидел его, он тотчас понял, что сейчас сделает. Убьет. Сейчас же. Он судорожно сжал палочку, ладони вспотели, но Гарри уже решительно крался к врагу. Он неосторожно наступил на валявшуюся на снегу корягу, и она, хрустнув, переломилась. Вольдеморт, даже не обернувшись, спокойно сказал: - Ты пришел, – негромкий, ледяной голос. - Да, я пришел. И убью тебя! – голос Гарри срывался от злости. Он дрожал от холода и ненависти. - Попробуй, мальчишка, – она была жуткой, его улыбка. Бескровные, тонкие губы растянулись на лице, напоминавшем маску, словно давний шрам. – Ты любил его? Любил, правда, малыш? Ненависть, поднявшаяся в груди Гарри, затмила разум, и с нечленораздельным рыком Гарри бросился на него, позабыв о палочке. С кошачьим изяществом Вольдеморт увернулся и высоко, издевательски расхохотался. Тем самым смехом из кошмаров Гарри. - Ты предлагаешь мне дуэль, малыш? –спросил он, отсмеявшись, не делая никаких попыток скрыться или хотя бы достать волшебную палочку. - Да! Да! - Ну что ж, это право любого волшебника, даже самого никчемного, - почти нежно сказал Вольдеморт. – Я уничтожу тебя, Гарри Поттер! Контраст между обманчиво ласковым, насмешливым и этим резким, бьющим наотмашь, утверждающим, что так оно и будет, тонами был разительным. Первый же выпад Вольдеморта был неуловимым и стремительным. Гарри едва успел прокричать контрзаклятье. Никто не хотел отступать: острое, решительное нападение сменялось сильной, неприступной обороной. Вокруг бушевало сражение, а у Пожирателей смерти словно открылось второе дыхание, и они всё наступали, наступали, наступали… Гарри даже усомнился в том, что на этот раз профессора сумеют отбиться, но нет – отбились. Кто-то упал и страшно, надрывно закричав, замолк навеки. Засмотревшийся на далекую битву Гарри едва не пропустил летевший прямо в грудь оранжевый луч. Оба сильно измучались. Оба хотели покончить с этим быстрее. Оба время от времени ошибались, но до смертельного исхода дело не доходило. На сознание наползала темная дымка усталости, и Гарри, чувствуя, что сейчас потеряет сознание, из последних сил закричал: - Авада Кедавра! – отчаяние, злость и нечеловеческая ненависть, должно быть, придали ему сил, и с острия палочки сорвался ярко-зеленый луч. Смерть. Смерть – цвета его глаз. Сила, с которой заклинание врезалось в грудь Вольдеморта, была огромной. Его отбросило на несколько футов назад. Он упал навзничь на истоптанный снег, раскинув руки. Он был безнадежно мертв. Осознание победы пришло не сразу. Несколько секунд Гарри просто ошалело смотрел на тело поверженного врага. А потом, неосторожно отшвырнув палочку, подошел к нему. Все Вольдеморта лицо выражало недоверие. Он убит. Больше он никому не причинит вреда. Вот и закончилась его, Гарри, сказка. Она закончилась хорошо, но если бы Северус мог разделить с ним его победу… Но он мертв. И его убийца - тоже, хотя его, да и многих других, этим не вернуть. Гарри поднял глаза к небу. Оно было серым, хмурым и бескрайним. Ему не было дела до того, что происходит на земле. Мокрые снежинки, подгоняемые ветром, срывались и падали, застилая землю белым кружевом. Они ложились на лицо Гарри, заменяя слезы, которых уже не осталось. Ему казалось, что внутри он полый, что внутри у него все опалено, что внутри он тоже мертв. - Я отомстил за тебя, - сказал он тихо и пошел прочь отсюда, туда, куда несли его ноги, куда-то в сторону Запретного Леса. - Проклятый полукровка! – полный страдания вопль раздался позади, но Гарри даже не повернулся. Бэллатрикс Лестрэндж первой увидела труп своего Господина. – Я убью тебя, мерзавец! «Убивай, - безразлично подумал Гарри, - мне больше нечего тут делать. Пророчество свершилось, и отныне я свободен». Он удалялся все дальше и дальше, а Бэллатрикс бежала следом за ним, готовая в любой момент броситься на него, убить, растерзать, проклясть. Она кричала истошно и безумно, но она заслужила то, что получила. - Будь ты проклят, Гарри Поттер! Будь ты проклят. «Я и так проклят…» - Ненавижу тебя, маленький ублюдок! Она выкрикнула заклинание, и тело пронзила страшная боль. Гарри упал сначала на одно колено, задыхаясь и кашляя, извиваясь от адской боли, будто его заживо варили в дьявольском котле, но он не кричал – у него не было на это сил. В конце концов, от боли у него заложило уши, и Гарри милосердно потерял сознание. *** Ему казалось, что он попал в ад. Повсюду пылал огонь. Жар нестерпимо яркими язычками лизал его кожу, волосы, жег одежду… Гарри думал, что он летит, бесконечно падает в какую-то бескрайнюю пламенную бездну, откуда не было ни выхода, ни спасения. По мнению Гарри, этот кошмар и был тем самым пресловутым адом, в который он в течение всей жизни не верил. Он не знал, жив ли он еще или уже умер. Периодически наступали недолгие просветы, вызванные сильными болеутоляющими, и тогда его изводил калейдоскоп воспоминаний. И он начинал кричать еще громче. А потом вновь проваливался в огненный ад, и боль вытесняла все остальные ощущения. В этом аду над ним опять, ненавидя его, жестоко издевался Северус, которого потом снова и снова беспощадно убивал Вольдеморт, бывший в этом страшном мире уродливым демоном. И Гарри бредил, зовя то родителей, то Дамблдора, то Северуса, но ответа так и не приходило. *** Он проснулся как-то внезапно, словно его кто-то толкнул. В глаза бил яркий свет, и Гарри инстинктивно зажмурился. Он лежал на мягкой кровати в уютной просторной комнате, наверное, как всегда в Больничном крыле. Над головой мерно качались незажженные свечи. Гарри осмотрелся: остальные три кровати, стоявшие в комнате, были пусты и красиво застелены вязаными покрывалами. Гарри постарался сесть, но боль тут же пронзила его тело, бледно напомнив тот самый ад, в который он попал, будучи, видимо, без сознания. Он поежился и, скинув на пол одеяло, едва удержался от стона: его левая рука была в гипсе, правая – просто туго забинтована. Он постарался правой рукой закатать штанину, но рука вновь жутко заболела, и Гарри заскрипел зубами. Безусловно, он жив, хотя поваляться тут придется. По давно знакомому коридору, освещенному факелами, зацокали каблучки, и дверь распахнулась, пропуская в палату старую медсестру, несшую дымящийся кубок. - Ну, наконец-то! – она эмоционально всплеснула руками, и Гарри невольно улыбнулся – впервые с того момента, как Дамблдор сообщил ему неприятную новость, перевернувшую его жизнь. Ему это так напомнило школу и те обстоятельства, при которых он попадал в медпункт, к этой милой сердобольной старушке. - Доброе утро, мадам Помфри. - Да уж, утро действительно доброе. Ну и напугал ты нас, несносный мальчишка! Я вчера уже руки опустила, да и не только я, но и эти умники из Святого Мунго, слетевшиеся сюда как пчелы на мед. Думали, что все, конец, но нет, ты выкарабкался, ты выжил. Гарри криво усмехнулся. Да, он – Мальчик-Который-Выжил-Вопреки-Всему, в то время как близкие и любимые... Нет, не вспоминать. - Что со мной, мадам Помфри? - По сути, ты еще легко отделался. Гермиона сказала, что эта ужасная женщина, Бэллатрикс Лестрэндж, напала на тебя, используя запрещенные заклятия. У тебя сломала левая рука, правая вся в порезах, но мы их мигом вылечим. На ноге – препротивная трещина, но сейчас ты выпьешь «Костерост» - все будет хорошо. У тебя сотрясение мозга, многочисленные ушибы, но это не смертельно. Так что тебе придется провести в моей компании пару недель. - Пару недель? - А ты что хотел, милый? Когда Гермиона нашла вас с Бэллатрикс, она подумала, что уже все, но ты оказался сильнее, чем мы думали. - Гермиона? А где она? – Гарри захотелось увидеть подругу, которая, судя по словам мадам Помфри, спасла его от верной гибели. - Здесь она, где же ей еще быть? В соседней палате лежит, - мадам мигом посерьезнела. - Так, милый, я принесла отвар. Выпей его, а я пока схожу за директором. Не успел Гарри выпить отвратительно горькое пойло и отдать пустой кубок медсестре, как его сморил сон, и он позволил оплести себя беспокойной дреме. ***
Street girl: *** И снова ворох неясных, серых теней и непонятных черно-белых фигур; чьи-то громкие, слишком громкие голоса, выкрикивали слова, которые было не разобрать. И ему заново снилось то, чего уже не может быть, вновь его болезненные мечты и фантазии, безумные и полуночные, преследовавшие его с момента смерти любимого. И снова равнодушный, безжизненный голос санитара считывал с больничного заключения ужасные слова и диагнозы целителей: множественные рваные раны, следы физических пыток, травмы мозга, несовместимые с жизнью… И снова волнения и сомнения, вкрадчивая боль, не покидавшая его даже во сне… *** Второе пробуждение было немного приятней. Он уже понял, что подскакивать и шевелить руками не стоит, а то вновь придет она, боль, которой он не хотел, которую он боялся, которая уже стала его постоянным неусыпным спутником. Перед глазами немного плыло от недавнего сна и отсутствия очков. У окна, сквозь которое просачивался свет, стояла какая-то размытая фигура, и со своего места Гарри не мог понять, кто это – мужчина или женщина. Услышав шорох простыней, человек обернулся и молча направился к нему. Уже когда он сравнялся с кроватью, Гарри понял, что это была Гермиона, но, Мерлин, это была словно не она. Волосы всегда длинные и вьющиеся были коротко обстрижены, лицо осунулось, а она сама… была будто призраком той прежней боевой Гермионы, готовой сражаться до конца. Рука и шея были заботливо забинтованы, на лице – несколько царапин, помазанных ярко-белой мазью. - Там просто царапины, - сказала она, проследив за его взглядом, - но мадам Помфри их лечит. Привет, Гарри, я рада, что ты пришел в себя. - Здравствуй, Гермиона, ты… как? - Я? Нормально. Буду жить, от пары царапин и ожогов еще никто не умирал, - она слабо улыбнулась. – Мы все-таки победили, Гарри, но какой ценой, какой ценой… Все-таки… Да, они победили. Это и есть долгожданная победа, в которую было вложено столько сил и средств. Он убил Вольдеморта, убил, хотя сначала думал, что не сможет, но Гарри вновь оказался сильнее и выносливее, чем о нем думали. Да, они победили, но какой ценой? Сколько еще жизней положено на алтарь победы? Скольких еще авроров жены не дождутся домой? Скольких отцов сегодня потеряли дети? Сколько раз они с Северусом мечтали о том, какая она будет, эта победа, но Гарри никогда бы не подумал, что это будет так. Невесело, нерадостно, никак. Какой ценой? Какой? Что еще случилось? Но самое главное – это победа, теперь уже окончательная. Скоро жизнь войдет в привычное, довоенное русло, и люди забудут об этих тягостных годах, исполненных болью и горем. Жаль, но Северус этого не увидит. Никогда. - Какие итоги? - Плачевные, - туманно ответила подруга и присела на краешек кровати в его ногах. - Много людей погибло. Есть раненые и погибшие среди учеников. Родители студентов неистовствуют. Некоторых Пожирателей смерти удалось арестовать, но большая часть погибла. - Туда им и дорога, - вырвалось у Гарри. - Захвачены Люциус Малфой, его головорезы - Крэбб и Гойл, старый Айвери, Нотт, МакНейр, братья Лестрэндж. – Гарри хотел было спросить об участи Бэллатрикс, но Гермиона, видимо, читала его мысли. Ее карие глаза злобно сверкнули, и она отчеканила. - А она – нет! Я убила ее там, где увидела вас, ее и тебя. А теперь сожалею об этом, эта психопатка не заслужила столь милосердной смерти. Я бы предпочла, чтобы ее осудили, и она сгнила в тюрьме. - А что сейчас творится в школе? – попробовал он сменить тему. - Можешь мне поверить, ничего хорошего. Занятий, разумеется, нет, ученики потрясены случившимся, некоторые профессора очень серьезно пострадали. Мадам Стебль… погибла при штурме, - голос Гермионы до этого тихий и монотонный сорвался на крик. – Как же я их ненавижу! Ненавижу! Ненавижу! Вскочив, подруга подошла, села сбоку от него и заплакала. Превознемогая боль, пронзившую тело, Гарри резко сел, обнял ее правой рукой и привлек к себе. Она уже давно находилась на грани нервного срыва, и она сорвалась. Он не утешал. Не успокаивал. Просто неловко гладил по коротким волосам забинтованной рукой. Он знал, что когда она выплачется, ей станет легче. - Все, все уже кончилось. Теперь все будет хорошо. *** Мало-помалу Гарри узнавал обо всем в подробностях. Масштабы разрушений потрясали и ужасали одновременно. Все правое крыло было разрушено, сам фасад сильно пострадал, и детей перевели в подземелья. Дети, непривычно робкие и испуганные, жались друг к другу, словно если они будут вместе, с ними больше ничего страшного не случится. Война и смерть сплотили всех: и Гриффиндор, и Слизерин, и Хаффлпафф, и Рэйвенкло. Одна за другой разъяренные семьи появлялись на пороге школы и требовали отдать им детей. Они гордо удалялись со своими детьми, а те, уходя, умоляюще смотрели на родителей, а потом оборачивались и глядели на ставшую родной школу, которая подмигивала им светом свечей, разбитыми окнами и прощальными дружескими улыбками. Родители погибших и раненых студентов устраивали в кабинете директора безобразные сцены, и Гарри понимал их. Дамблдор, почти серый от усталости и свалившихся на него трудностей, иногда заходил к Гарри и Гермионе в палату и пересказывал им последние новости, потирая красные от бессонницы глаза. Он рассказал, что погибло восемнадцать школьников, половина из которых – гриффиндорцы. Родители раздавлены, в министерство одна за другой полетели жалобы на директора и обвинения Дамблдора в халатности. Гарри сочувствовал этому старому-престарому человеку, который будет вынужден перенести еще и это. - Рем погиб, - бросал Дамблдор отрывисто. - Кингсли сейчас в госпитале Святого Мунго, пролежит он там, видимо, довольно долго. Нимфадора – сильная женщина, но у целителей неблагоприятные прогнозы. Дафну, Джулию и Маркуса хоронят завтра. - А Уизли, профессор? – встревоженно спросила Гермиона. - Фред тяжело ранен в живот, у Чарли сложные ожоги, но доктора поставят их на ноги. Артуру тоже досталось, но с ним все будет в порядке. Профессор Флитвик и профессор МакГонагалл находятся в состоянии средней тяжести, но уже идут на поправку. Гарри и Гермиона переглянулись, безмолвно спрашивая друг у друга, как задать тот самый, мучивший их обоих вопрос. - Министр упрятал всех Пожирателей, которых удалось поймать за решетку, заявив, что они получат высшие меры наказания. Болван. Я едва сумел убедить его назначить суд. Он будет через две недели, вы придете? Гарри только собрался категорически отказаться, но Гермиона опередила его, четко и раздельно проговорив: - Да, профессор, мы придем. Обязательно. *** Гонг во всеуслышание объявил о том, что приближается время ужина, но Люциус Малфой есть не хотел. Равно, как и спать, и пить, и жить. Для него все было кончено, абсолютно все. Нелюбимая жена ушла, бросив в трудную минуту. Любимый сын отвернулся от него, постепенно склоняясь на сторону этого мерзкого Поттера, но каким бы отвратительным Поттер ни был, он, этот замарашка в разбитых очках, победил. А он, Люциус Малфой, глава могущественного старинного рода, владелец километровых счетов в самых шикарных банках мира, остался в дураках, попал за решетку, а вонючие грязнокровки празднуют победу и издеваются над проигравшими. Как все-таки несправедлива жизнь. Болела давно разбитая спина, кровоточили ссадины на теле и рассеченная бровь. Физическая боль сливалась с душевной, и Люциус тихо, словно раненый зверь, застонал: от боли, от унижения, от краха всех его юношеских надежд. Дементор – склизкая, ужасная тварь – проплыл, шумно всасывая воздух, по длинному коридору к его камере. Рядом с ним, морщась и ежась, шел человек, которого Люциус ненавидел всеми фибрами своей души, но использовал единственное данное ему свидание, чтобы встретиться с ним. Как бы Люциус Малфой ни презирал Гарри Поттера, но он был единственным, кто мог помочь. Люциус, старясь не обращать внимания на острую боль, поднялся, гордо расправил плечи и встретил врага. *** Гарри стоял на берегу и ждал переправы. Перед ним расстилалось холодное, северное море, и он смотрел вдаль на изменчивые серые волны, втягивал в себя йодистый запах ветра и дышал полной грудью, словно больной, выздоровевший после долгой и опасной болезни. Так оно, впрочем, и было. Он вырвался из опостылевшей палаты, из цепких ручек мадам Помфри и уехал из Хогвартса – места, в котором он когда-то был счастлив. В течение своего долгого заточения в медпункте он старался не вспоминать о Северусе, но каждая стена замка, каждое заснеженное дерево во дворе напоминали о нем. Он словно сошел с ума, разговаривая по вечерам с его фотографией, хранимой в бумажнике, спрашивая, как он там без него, рассказывая о том, чем закончилась их борьба за мир и справедливость, желал ему спокойной ночи и откладывал маленькое маггловское изображение в сторону. Он укладывался спать, но еще долго-долго лежал с открытыми глазами, вспоминая то его лицо, то черную патоку волос, скользившую по пальцам Гарри, слова, просьбы, шутки. Но потом он безжалостно напоминал себе, что его любимый мертв и никогда, никогда не вернется. А вот теперь он держал путь на маленький клочок земли, на остров, где находилась тюрьма Азкабан – его позвал на встречу Люциус Малфой. По дороге Гарри все думал: почему, зачем? Что хочет сказать ему этот надменный, красивый человек, бывший правой рукой его главного врага? С какой целью он зовет его? Лодка со сторожем – неприятным, морщинистым стариком – приплыла только минут через десять. За это время Гарри успел тысячу раз проклясть Азкабан, его пленников и его местонахождение. Море, яростное, холодное, враждебно бросалось на лодку, и только через полчаса они оказались на острове. Впереди высилась неприступная тюрьма Азкабан. Сторож меланхолично выволок лодку на берег, достал из-за пазухи фляжку, и Гарри его понял. Непонятная тревога и неуверенность распространялись внутри него, сердце начинало стучать гулко и взволнованно. Дементоры. Они были заточены в тюрьме, и от Гарри их отделяли толстые стены. Но разве крепкие кирпичные стены могут им помешать? *** Этот Люциус Малфой практически не отличался от знакомого Гарри язвительного, жестокого аристократа. Был странный контраст между горделивой осанкой, плотно сжатыми губами, лихорадочным блеском в глазах и убогой тюремной робой, кровоточащими царапинами на лице. Идя по коридору и слушая раскаты полубезумного хохота, истерические рыдания заключенных, Гарри, мягко говоря, не ожидал увидеть такое. Он ожидал увидеть Люциуса сломленным и сдавшимся. Как только дементор неспеша выплыл из камеры, Люциус сказал в лоб: - У меня есть предложение, которое будет выгодно нам обоим. Гарри вопросительно поднял брови. - Не веришь? А как насчет информации о Северусе Снейпе в обмен на твою помощь? Я не хочу завтра умирать вместе с этими обреченными, - он нервно махнул рукой, имея в виду остальных Пожирателей смерти. Сердце Гарри жалко затрепыхалось. Он смотрел на старшего Малфоя во все глаза, и… и, черт возьми, был уверен, что он не лжет. - Да… я обещаю, - прошептал Гарри, проклиная себя за слабость. Но разве любовь – слабость? – Я слушаю вас. Он знал, что совершает нечто ужасное, что этими словами обрывает себе пути к отступлению, но разве любовь – преступление? Он был готов принять правила игры Малфоя, ведь тот обещал информацию о Северусе. - Что же, - лениво протянул Люциус, - я поверю тебе. Снейп жив. Гарри показалось, что окружающий мир покачнулся и встал с ног на голову. - Как… жив? – глупо спросил он. Так же глупо, как и некоторое время назад, когда Дамблдор сообщил ему о том, что Северус убит. - По крайней мере, до недавнего времени был жив, - невозмутимо ответил Малфой. – Лорд его не убивал. Труп, который нашли ночью в Лондоне, был трупом какого-то волшебника, похожего на Северуса почти всем: комплекцией, цветом и длиной волос. Нам оставалось сделать так, чтобы вы поверили, - просто заколдовать этот труп. Лица же вы не видели, - торжествующе закончил он. - И поверили, как последние идиоты. - А метка? А шрамы? А родимые пятна? – не веря своим ушам, переспросил Гарри. - На вас, глупцов, и было рассчитано, - презрительно процедил Люциус, - а вы поверили, впали транс, оплакивая своего шпиона. Лорд думал, что это деморализует тебя, но, видимо, добился прямо противоположного эффекта. - А Северус? Где он? Куда вы его дели? – безумная надежда захлестнула его, мешала двигаться, думать, говорить. - Лорд его куда-то отослал. А куда: в Америку, в Европу, Азию или Австралию – я даже не представляю, – серые глаза внимательно следили за Гарри, словно гадая, попали ли эти слова-удары в цель или нет, но гадать было даже лишним. Гарри поверил. Это была правда. - Я понял. Я все сделаю, – изумрудные глаза, еще несколько минут назад бывшие грустными и погасшими, словно ожили, и Люциус понял, что спасен. Понял, что этот мальчишка, как бы он ни ненавидел его, вызволит его из этого ада. Он будет искать своего Северуса хоть всю жизнь, но обязательно найдет. Это конец первой части. Жду отзывов
Яэль: Street girl Я жду продолжения и очень-очень надеюсь на хэппи-энд!!
Street girl: Продолжение будет после выходных (сама понимаешь, институт - забегалась). Насчет хэппи-енда не обещаю.
Mahanya: А что продолжения до сих пор нет? Жаааль, а так хотелось.
Ллигирллин: Интригующе,и изящно...в общем,хочу вторую часть.
Klea: Street girl пишет: цитатаПродолжение будет после выходных Слизеринская привычка: не уточнять после каких. ;)
Street girl: Часть вторая. Годы унесли ярко вспыхнувшую, нестерпимую надежду. Последнюю надежду. Они растоптали одолевавшие его мечты. При этом Гарри твердо знал, что Люциус Малфой не соврал, что его слова – чистейшая правда, и он помог ему выпутаться, отделаться чисто символическим наказанием. Многие не поняли его поступка, сочтя это предательством, и отвернулись. Он сделал все, что мог, благодаря своему служебному положению связался с другими странами, а знакомых иностранцев просил по доступным им каналам помочь разыскать Северуса. Но все было тщетно. Все говорили: «Извини, дружище, но никто ничего не нашел!» Ничего. Он работал как проклятый, чтобы избежать ненужных мыслей и воспоминаний. Он задерживался в своем отделе дотемна, оставался на ночные дежурства – свои и выручая сослуживцев – ведь никто не ждал его дома. Никто. Прошло время, и все поменялось. Гермиона, по-настоящему обеспокоенная психологическим состояние друга, начала ненавязчиво заботиться о нем, о его квартире, советовать, поддерживать, а потом… потом начался медленный, ленивый роман. Не было ни страстных признаний в вечной любви, ни клятв в верности до гроба – просто двое одиноких молодых людей потянулись друг к другу, чтобы окончательно не сойти с ума. Через три месяца сыграли скромную свадьбу, на которую пригласили только самых близких. Тогда жениться на нелюбимой, но любящей его женщине показалось Гарри единственным возможным решением. Нет, он не полюбил Гермиону, но она скрашивала его холостяцкую жизнь, стала для него если не всем, то очень многим, не навязывала ему свою тихую, безмолвную любовь, и Гарри не мог не оценить этого. Они обвенчались в красивой средневековой церкви. Перед Господом Богом Гарри поклялся быть с Гермионой, любимой подругой, но безразличной женщиной, всю жизнь, до того мига, пока их не разлучит смерть, клялся, что будет заботиться ее в здравии и болезни. Но повторяя за священником слова клятвы, он думал о другом человеке. Как бы он жил, если бы все сложилось по-иному? Что случится, если Гарри вдруг найдет Северуса? Как сложится их с Гермионой дальнейшая жизнь? После свадьбы многое изменилось. Гермиона ни о чем не спрашивала, ничего не требовала, просто молчаливо заботилась о нем, ждала его поздними вечерами с работы и празднеств. Он ей иногда рассказывал о своей работе, скупо бросая несколько фраз. А потом уходил в спальню, не зная, что жена, опустив руки, рассеянно смотрит ему вслед. Он ждал, когда Гермиона закончит домашние дела и ляжет рядом с ним. Часто он просто засыпал, не дождавшись. Утром они просыпались, завтракали, шурша свежими газетами, перекидывались парой слов, а в Атриуме Министерства магии разделялись: Гермиона выходила на одном этаже, Гарри – на другом, и до вечера они обычно не пересекались. Гарри временами начинало казаться, что крах такой семейной жизни неминуем. Гермиона, в конце концов обидевшаяся на него из-за такого пренебрежительного отношения, отдалилась, часто задерживалась на работе, не разгибаясь сидя, над своими многочисленными бумагами. Гарри, разочаровавшийся в жизни, частенько заходил к счастливым Рону и Сьюзен, играл с их близняшками, а Рону жаловался на то, что мир вокруг него начинает рушиться. Их брак могло спасти только чудо, и оно произошло. Ветреным весенним утром Гермиона, запинаясь, сообщила, что ждет ребенка. А Гарри словно сошел с ума: смеялся, обнимал старую подругу, беззаботно кружил ее по комнате. На него свалилось ничем не обремененное счастье – он так мечтал о ребёнке! Он радовался, что в их большом, уютном доме, наконец, воцарилось долгожданное спокойствие и согласие. Все положенные месяцы Гарри буквально сдувал пылинки с похорошевшей жены, а она смотрела на него с радостью и любовью, как раньше. Мальчик родился в самом конце ноября, и Гарри не мог насмотреться на своего крепыша. Когда его пустили к Гермионе, Гарри тут же спросил ее, как они назовут маленького. - Я знаю, как ты хочешь, Гарри. Это твое право. Гарри удивленно посмотрел на уставшую женщину на больничной кровати. Под ее глазами были темно-синие синяки, кожа была очень-очень бледной. - Ты хочешь назвать его… Северусом? – немного помолчав, спросила она, хотя с самого начала была уверена, что ответ будет утвердительным. Это имя не нравилось ей. Говорят, что ребенок, названный в чью-то честь, в точности повторяет судьбу своего тезки… И потом Гермиона, выходя замуж, мечтала, что Гарри когда-нибудь забудет свою умершую любовь и взглянет на нее по-иному, что пресловутый призрак Северуса Снейпа, наконец, уберется прочь из ее жизни с появлением ребенка, но она ошибалась… как же она ошибалась! - Ты не хочешь? - Не хочу! – Гермиона, сразу же помрачнев, отвернулась. – Я устала. Гарри, оставь меня. - Гермиона… - неуклюже начал он. - Уходи! Уходи! – она чуть не плакала, и Гарри стало ее страшно жаль. Это он виноват в том, что Гермиона, решительная и умная женщина, сделавшая блестящую карьеру в Министерстве, глубоко несчастна. Он разрушил свою жизнь и теперь портит жизнь своей подруге. Он подошел к ее кровати с другой стороны, аккуратно повернул. Осторожно стер со щек две горячих соленых дорожки слез и поцеловал в лоб. - У-х-о-д-и, - четко выговорила Гермиона и глубоко вдохнула, сдерживая слезы. Гарри тяжело вздохнул и стремительно вышел – почти выбежал – из палаты. Откуда ему было знать, что женщина, крича «Уходи», обычно умоляет остаться? *** После этого между ними словно пробежала черная кошка. Чтобы не обижать жену, Гарри остановился на нейтральном имени Эндрю. Гермиона будто отгородилась от него непроницаемой стеной забот о ребенке, и Гарри понял, что в этой ее новой жизни ему не было места. Единственным человеком, который хоть немного понимал его, был, конечно, старый верный Рон. - Если бы у вас не было Эндрю, то я бы предложил развестись. Но Эндрю был, и он стал смыслом замкнутого существования Гарри. Единственной радостью его повседневной жизни стали визиты в детскую комнату. Гарри обнаружил, что с нетерпением ждет, когда Гермиона покормит сына, и заходит в комнату. Сытый малыш лениво смотрел на него своими огромными ореховыми глазами (глазами Гермионы), агукал и, кажется, улыбался. Гарри был готов бесконечно сидеть с ребенком, качать его уютную колыбельку и просто с ним разговаривать, зная, что сын его услышит и радостно улыбнется. - Ваши отношения зашли в тупик, - тем временем продолжал Рон.- Я вообще удивляюсь, зачем ты на ней женился, если так мучаешься? Гарри пожал плечами, а Рон укоризненно покачал головой. - Дурак ты, приятель, - вздохнул он и залпом осушил стакан виски. – А что если тебе отправиться куда-нибудь одному? Проветриться, выбросить из головы все те глупости, которыми она у тебя забита? Погулять в одиночестве недельку, а потом вернуться домой… Уверен, что вся эта чушь исчезнет из твоей дурной башки… Пойми, Гарри, Снейп умер… - Малфой сказал, что он жив! – упрямо возразил Гарри, мотнув головой. – Я ему верю. Я пользовался Сывороткой Правды. - Гарри, прошло уже много времени. Если бы он был жив, он бы обязательно объявился! - Может, ты и прав. Продолжение в скором времени следует, жду отзывов
Street girl: Mahanya Э, вот маааленький кусочек продолжения. Ллигирллин Вторая часть вот начинается. Спасибо. Klea Точно. Сорри, это меня лень жутко одолела.
Mahanya: Как жаль Герми. Сейчас Гирри же с Севом встретится правда?(жалобно... сморкаясь в платочек)
Liane: Грустно мне, грустно...
Эль Цета: Street girl Умеешь ты мучить... Мне вспомнилась твоя «Война». Ы-ы-ы... Плакать буду. Мне их ТАК жалко... Всех. Как ты из этого выкрутишься?..
Street girl: Liane Mahanya конечно, они встретятся. Это же задание такое! Эль Цета Умею и поэтому мучаю. Нет, думаю, что все закончится лучше, чем в «Войне». Умело и иронично! С продой я задержусь, так как у меня немного барахлит компьютер
Street girl: *** Хоть Гарри и скептически относился к идее Рона, он все же решил послушаться друга. Он заказал билеты в Лос-Анджелес и взял на работе отпуск за свой счет. Гермиона в ответ на его заявление только пожала плечами и сказала, что будет его ждать. - Ну что ж, пока. Как всегда она дождется его. А что ей еще оставалось делать? Гарри поцеловал жену в нежную щеку, улыбнулся Эндрю и, подхватив легкую спортивную сумку, вышел из дома. *** Аэропорт Лос-Анджелеса казался огромными непролазными джунглями: бесчисленные переходы и терминалы, большие стекла, толпы отлетающих, провожающих и прибывших по каким-то делам в этот сумасшедший город. Следуя указателям, Гарри пробрался к лестнице, ведущей к выходу. Солнце светило ослепительно ярко, а небольшие рассеянные облачка были будто мазками белой акварели на безбрежной сини неба. Высокие стеклянные двери автоматически открылись, и свет нещадно ударил по глазам. Перед аэропортом тянулась разноцветная вереница такси. Гарри подошел к ближайшей машине, сел и назвал адрес гостиницы. Вот и началось его пребывание за границей; вот и началось его вынужденное одиночество. Хотя разве оно, одиночество, хоть на немного прерывалось за последние годы? *** Чуть-чуть отдохнув от многочасового перелета, Гарри вышел на прогулку. Сверяясь с картой города, он побродил по нескольким узеньким извилистым улицам, а потом оказался на широкой оживленной магистрали, по которой несся и несся поток блестящих автомобилей. Он мельком осмотрел гремевшие на весь мир достопримечательности, поглядел на множественные памятники, но не нашел в них ничего притягательного. Даже всемирный центр киноиндустрии – Голливуд показался ему скучным и безынтересным. Устав бесцельно блуждать по нескончаемым улицам незнакомого города, Гарри решил зайти в бар, благо как раз напротив него призывно мигала неоновая вывеска. Толкнув дверь, он прошел в маленькое, мрачного вида помещение. В углу сидели два толстяка и что-то обсуждали за огромными литровыми бокалами пива. За столиком у окна устроились три молоденькие девушки, ели мороженое и цедили апельсиновый сок. Измочаленная официантка примостилась за барной стойкой и, пользуясь недолгой передышкой, обмахивалась газетой. Бармен, повернувшись спиной ко входу, возился со льдом. Устроившись на высоком табурете, Гарри взглянул на меню. Услышав шорох за спиной, бармен обернулся, и Гарри быстро произнес: - Двойное виски, пожа… Слово «пожалуйста», его дань вежливости, так и застряло где-то в горле. Это был он. Тот, которого он мысленно уже давно похоронил, что бы кому ни говорил. Он… Северус. И словно бы и не он. Волосы были коротко острижены, глаза смотрели настороженно и без симпатии, новые незнакомые морщины безжалостно изрезали суровое лицо. Сердце билось громко и неровно, как и его лихорадочные мысли. «Он, он, он…» - стучало обезумевшее сердце. «Он, он, он…» - отзывался измученный разлукой и ожиданием мозг. В этот момент он забыл обо всем: о жене и о сыне, ждавших его далеко дома, о настойчивых советах Рона, своих многочисленных клятвах забыть и жить дальше… Но тогда он не забыл, а продолжал жить только по привычке. Сейчас он был готов схватить его за руку и утащить на край света, туда, где их никто бы не нашел, как бы ни пытался. Его чувства, которые он безжалостно подавлял работой и повседневными заботами, вырвались наружу. - Северус! - вскричал он и цепко ухватился пальцами за его руку. «Живой, живой! Мерлин мой, живой! Плоть и кровь!..» Северус вскинул брови и вырвал руку. - Вы ошиблись, мистер, - спокойно сказал он. Голос… его голос, его тембр, его хрипотца, характерные интонации, его выговор… Он не мог ошибаться. Это бы он, его Северус. - Северус, это я, я – Гарри! Ты что, меня не узнаешь? – страшным шепотом спросил Гарри. Не может быть, чтобы Северус, его Северус, так быстро его забыл, так быстро вычеркнул из своего сердца. Так быстро выбросил из своей жизни. - Вы что-то путаете, мистер, - он отрицательно покачал головой. Как же так? Как-же-так? Как так может быть? Как эти глаза могут смотреть на него с таким отвратительным равнодушием? Как он может говорить эти слова, глядя ему лицо, глаза в глаза… Глаза… его глаза… Тот же цвет – черные, как самая темная зимняя ночь… - Я не ошибаюсь, Северус! – настойчиво сказал он. - Не называйте меня так, мистер, - профессиональная любезность таяла, как мороженое на солнце. Было видно, что мужчина начинает терять терпение. - Послушай, Северус, - зачастил Гарри, снова ухватываясь за его рукав, - это ты, ты, не отрицай этого? Я узнал бы тебя даже в аду! Неужели ты меня не узнаешь? Это же я, Гарри. Гарри Поттер. - Послушайте, сэр, - не выдержал бармен, - я вам уже сказал, что вы меня путаете с каким-то… каким-то Севе… Севериусом… - Я знаю о тебе все! Все! На левом предплечье у тебя есть татуировка: череп и змея. На правой коленке – небольшое родимое пятно в форме полумесяца, а спине – небольшой тонкий шрам… Его лицо, казалось, окаменело… - Я не представляю, откуда вам это известно. «Может, он потерял память?» - мелькнула мысль, от которой стало черно перед глазами. - Я приду вечером, Северус, - он поднялся. – И все, абсолютно все расскажу тебе. Во сколько ты освобождаешься? - В двенадцать приходит мой сменщик, значит… - Я приду к двенадцати, - прервал его Гарри и резко поднялся. Дверь глухо захлопнулась за его спиной. - Эй, стой, сумасшедший! Как же твой виски? – крикнул ему вслед Северус, глядя на нетронутый бокал. ***
Street girl: *** Гарри метался по своему номеру, как тигр, загнанный в клетку. Одна за другой мысли приходили в голову, а он их также систематически отгонял. «Что же делать? Что я ему скажу? Как я ему все объясню? Что они с ним сделали? Проклятие Забвения? Может быть, его-то, в конце концов, еще можно снять. Напугали, приказали молчать? Но Вольдеморт уже давно горит в аду, об этом надрывались все волшебные газеты около года, все с новыми и новыми подробностями. Он бы объявился! Что же делать? С кем советоваться? С Роном? Нет, он наверняка впадет в ступор и посоветует какую-нибудь глупость! Гермиона? Нет, только не с ней. Что же я ей скажу? –‘’Дорогая, понимаешь, я тут случайно встретил Северуса, а он ну совершенно ничего не помнит, а я собираюсь восполнить пробелы в его памяти; не посоветуешь мне, как это сделать?” Глупо? Еще как! Старик Альбус? Можно, но как с ним отсюда связаться?..» Продолжая носиться по комнате и чуть ли не рвать на себе волосы от отчаяния, он пытался прийти к оптимальному решению. «Я скажу ему все как есть! Расскажу ему о том, что между нами было. Спрошу о его жизни в течение этих лет, попрошу его вернуться в Англию. Я найду ему лучших целителей, занимающихся человеческой памятью. А Гермиона… Что ж, я уже давно понял, что женитьба на ней была одной из многих совершенных мною ошибок. А Эндрю… Что будет с ним?» *** К двенадцати часам Гарри немного успокоился. Он нервно прохаживался туда-сюда перед обшарпанным вдохом в бар и ждал, ждал, когда же выйдет Северус. - Я, признаться, думал, что ты не придешь, – за спиной раздался его голос, и Гарри невольно подпрыгнул от неожиданности. - Откуда ты? - Вышел через черный вход. Ну, что ты хочешь мне сообщить? - Пошли туда, - Гарри указал на кафе через дорогу. – Я расскажу тебе все . *** - Ты волшебник, Северус, - огорошил его без подготовки Гарри, как только они сделали заказ. - Меня зовут Пит… Что? Да ты - псих! Теперь все понятно! - Я не псих! – ответил Гарри. - Я волшебник. И вообще, существует волшебный мир. - Угу, - язвительно продолжил Северус и скривил губы, - а также Мерлин, ведьмы на помеле, мумии, вампиры, сфинксы, оборотни и прочая чепуха, о которой в Голливуде снимают фильмы. - Они есть на самом деле, Северус. - Ты безумен! – напористо сообщил ему Северус. - И потом, я же сказал, что меня зовут Питер. Гарри его проигнорировал. - Ты появился в Лос-Анджелесе около пяти лет назад, но не помнил ни имени, ни фамилии, ни родных, ни адреса своей квартиры – ты вообще ничего не помнил о своем прошлом. - Положим, что это так, - осторожно откликнулся Северус. - Так или не так? - Так, - нехотя признался тот. – Я очнулся на скамейке в городском парке, в какой-то старой рваной черной хламиде. Ты прав, что я – как ни старался – не смог вспомнить ни имени, ни адреса, ни фамилии, ни даже знакомых. Тело ломило, голова кружилась. Помню, что я куда-то шел, не разбирая улиц, а потом… потом потерял сознание. Он замолчал. - И?.. - Очнулся я уже в госпитале. Врач сказал, что у меня множественные ушибы и ссадины, трещина на руке и сотрясение мозга, от которого и могла случиться амнезия. Врач предположил, что я попал под машину. - Нет, - Гарри покачал головой, - это не авария. - Что ты этим хочешь сказать? - Ты попал в плен к Вольдеморту. - Вольде… кому? Гарри не мог не улыбнуться. Подумать только, до чего он дожил. Профессор Северус Снейп не знает, кто такой Вольдеморт. - Слушай, парень, кончай придуриваться! – тем временем кипел его любимый. - Северус… - Питер… - Питер, ты только не перебивай! Уже несколько десятилетий волшебный мир трепетал только от одного имени Вольдеморта. В семидесятых он был в зените своей мощи, он уничтожал одного волшебника за другим, тех, кто отказывался покоряться ему, ради забавы мучил, пытал, убивал магглов… - Кого? Это что еще за звери? - Магглы. Так волшебники называют людей, лишенных волшебного потенциала. В 81 году Вольдеморт исчез, чтобы через тринадцать лет снова возродиться. Все началось сначала: паника, убийства, разрушения… - А причем тут я? - Последователи Вольдеморта называли себя Пожирателями смерти. Ты был одним из них. Нет, молчи, не прерывай! Но потом ты перешел на сторону Дамблдора, это директор нашей школы, где ты преподавал зельеварение. - Бред! – выдохнул Северус. Его глаза до сих пор оставались неверящими. - Пять лет назад Вольдеморта окончательно уничтожили. Я его победил. Вот этими руками, - он вытянул бледные руки вперед, - я убил его. Мстил за тебя. Потому что все были уверены, что он тебя убил. Я видел тело, которое выдавали за твое. Оплакивал тебя… - Причем здесь ты? Почему? - Мы были любовниками. Лицо Северуса вытянулось. - Ты и я? Любовниками?... Бред! - Нет, мы любили друг друга… Они помолчали. - Чем ты это докажешь? - Что докажу? Что мы были любовниками? Или что мы волшебники? - Второе. Гарри воровато оглянулся. Зал был забит под завязку подвыпившими туристами и пришедшими поразвлечься американцами. Он задумал безумство, но это было единственным выходом. Северус пока не верил, но Гарри собирался как можно скорее избавиться от этого препротивного «пока». Гарри потрогал рукав – там была спрятана волшебная палочка. - Дай мне свой стакан с пивом, – попросил он. Северус, видимо, сомневаясь, протянул ему требуемое. Гарри опустил стакан под стол, также незаметно вытащил волшебную палочку. Громкая музыка, льющаяся из огромных динамиков, заглушила произнесенные слова. Только небольшая тусклая вспышка полыхнула и тут же исчезла. Яркие прожекторы, разносившие разноцветные огни по помещению, успешно скрыли это от людских глаз. Гарри сунул палочку обратно в рукав и вернул стакан на стол. Северус моргнул. Раз. Другой. Даже протер глаза, но картина оставалась прежней: вместо почти допитого пива в стакане мерно плескался апельсиновый сок. Северус заглянул под стол, словно в поисках вылитого пива и пачки апельсинового сока, но там ничего не было, кроме не слишком чистого пола. Снейп вздохнул. - Верю! Но это бред! Вздор! Ерунда! – в который раз в сердцах воскликнул он, - значит, про нас… тебя и меня – правда? - Правда. Они еще немного помолчали. - И что теперь? – первым нарушил молчание бывший профессор. - Как что? Ты вернешься со мной в Англию. Там все доказательства, если они тебе еще нужны – наши фотографии, письма, друзья. В больнице тебя вылечат, вернут память, у нас самые лучшие целители… Северус, мы все тебя любим… Последняя фраза словно окончательно добила Северуса. Он поежился. - Послушай, Гарри. Я знаю тебя всего несколько часов, в течение которых ты перевернул мой мою жизнь вверх тормашками. Я никуда не вернусь. Здесь у меня другая жизнь. Нет, не перебивай. У меня новая жизнь, которую я начал, очнувшись в больничной палате. Меня зовут Питер Джонсон, только так и никак иначе. После долгих метаний и скитаний, черной полосы в моей жизни я, наконец, нашел это место. Мне прилично платят – во всяком случае, на жизнь хватает. Даже если я и был этим Севериусом, я это забыл. Не помню. И не хочу вспоминать! - Ради меня, - умоляюще. - Гарри, - почти ласково, - я вижу тебя второй раз. Может, в той жизни, прежней, я и любил тебя, готов был свернуть горы – я это допускаю. Но не сейчас… - Я люблю тебя, - Гарри протянул руку и положил ее на ладонь Северуса, и он не отстранился. – Я думал о тебе все это время. - Если это все, то я пойду. Меня жена дома ждет. Еще один удар. Будто с размаху по лицу. Будто нож – в сердце. Гарри дернулся. - Жена? Ты женат? - Женат. Я ее люблю и никогда, слышишь, никогда ее не брошу! У нас с ней растут двое мальчишек-погодков: одному недавно исполнилось три года, другому – два. Я никогда их не брошу, Гарри. Они – моя теперешняя жизнь. Я никуда не пойду. Не поеду. Не вернусь. - Я понимаю… - деревянным голосом произнес Гарри и решительно встал. Он покачнулся: сказывались сегодняшние потрясения. – Что ж, я ухожу. - Извини, мне очень жаль, – они расплатились и вышли на улицу. В этот поздний час было достаточно прохладно, и ветер легкими мазками касался разгоряченного лица Гарри. - Мне тоже. Я тебя люблю, - зачем-то повторил он и вдруг лихорадочно начал рыться в карманах. В конце концов, он достал маленький блокнот, маленькую карманную ручку, выдернул лист и спешно написал свои координаты. - Вот. Это мой рабочий и домашний телефон. Надумаешь – звони, - скороговоркой выпалил Гарри, но в глубине души он знал, что Северус не позвонит ни домой, ни на работу. Никогда. Это прощание. Это разлука. Навсегда. Они неловко топтались друг против друга. Гарри всеми силами пытался оттянуть решающий момент. - Я хотел назвать в твою честь сына, но жена не позволила, - неожиданно сказал он. - Ты женат? У тебя ребенок? – Северус, казалось, был поражен. – Тогда что ты тут делаешь? - Я бы бросил все и всех: и жену, и друзей, и тех, кто посмел бы осудить меня… - Забудь обо мне, - резко оборвал его Северус и отвернулся. По его мнению, Гарри был жесток и жалок от своей любви. – Этой встречи не было. Прощай. - Я буду любить тебя вечно, - отчаянно сказал ему вслед Гарри. - Ничто не вечно, - откликнулся Северус и скрылся во враждебной темноте чужого города. А Гарри так и остался стоять в ярком свете фонарей, глядя, как уходит его любовь. Снова. Но теперь уже навсегда. *** - Это необходимо! И вообще, это моя память! Я могу делать с ней все, что мне заблагорассудится, - по-детски самоуверенно и нагло заявил Гарри и шарахнул кулаком по столу. Кулак заныл. - Вы твёрдо уверены в своем решении? Гарри заскрежетал зубами. Либо этот целитель – непроходимый тупица и зануда, либо это он - псих, но Гарри больше склонялся к первому варианту. Это был десятый вопрос «Вы уверены?» за последние полчаса. - Мистер Томпсон, я аб-со-лют-но уверен в своем решении. Гарри вернулся из Лос-Анджелеса на пять дней раньше. На недоуменный вопрос маггла-администратора «А как же деньги? У вас же все оплачено» он ответил, что эти деньги – не последние, и что он заработает еще много. Поменять билеты труда не составило, и, к огромному изумлению Гермионы и друзей, он прилетел обратно в Лондон. - Ты откуда? – распахнула огромные глаза Гермиона. - С самолета, - доходчиво объяснил Гарри. Маленький карапуз встретил его жизнерадостным рёвом. Глядя на свое маленькое сокровище, Гарри вновь услышал собственный голос, произносящий ужасные слова: «Я бы бросил всех!» Но этому не бывать. Тогда ему показалось, что жизнь кончена, потому что он жил по-настоящему ровно столько, сколько любил, а через пять лет выяснилось, что любить больше некого. Северус Снейп умер, а теперь вместо него существует законопослушный гражданин Соединенных Штатов Питер Джонсон. И тогда его разломанная жизнь опять сошлась из окровавленных осколков воедино. В этой жизни у него больше не было наваждения, не было платонической любви. В этой жизни у него была жена – красавица и умница – и сын, любимый ребенок от любящей женщины. В этой жизни все будет по-другому. И все будут счастливы. Ведь Гарри не забыл, что в жизни все всегда хорошо кончается. На следующий же день он сделал громадный шаг по направлению к семейному счастью. Доктор Джейсон Томпсон был известным во всем мире целителем, занимавшимся феноменом человеческой памяти. Гарри с утра пораньше явился к нему на прием с просьбой стереть ему память, не всю – за прошедшие три дня. И уже час уважаемый доктор изо всех сил сопротивлялся, пытаясь убедить мистера Поттера, что эта затея очень опасна. Гарри знал, что это слабость. Но разве желание быть счастливым – слабость? Разве быть счастливым – преступление? Гарри знал, что так не должно быть, но поступить иначе не мог. Это было выше его сил. - Я напишу, что это я попросил вас об этой услуге. Доктор, это вопрос жизни и смерти. - Ладно, - ворчливо, тоном заправской торговки с Диагон-Аллеи согласился целитель. – Но, предупреждаю, вся ответственность будет на вас. *** «Я, Гарри Джеймс Поттер, находясь в трезвом уме и твердой памяти, настоящим подтверждаю, что сам попросил целителя Джейсона Томпсона стереть мне память…» Гарри зачарованно смотрел на свою размашистую подпись, всегда казавшуюся ему уродливой. Доктор хоть и был невозможным занудой, сработал профессионально. Гарри помнил, что должен был улететь в Америку, но не помнил зачем. Гарри знал, что вернулся оттуда намного раньше, но и понятия не имел почему. Но он предполагал, что произошло нечто важное и неприятное, раз он разрешил свои проблемы столь радикальным способом. Но он точно помнил, что решил вернуться в семью – уже навсегда. Любовь к Северусу никуда не делась, не исчезла, но Северус мертв – теперь он был уверен в этом на все сто процентов. Но она, эта любовь, выжавшая из него все соки, стала сейчас ему казаться далекой и несбыточной. Рон прав. И Гарри решил, что он постарается забыть о всем том, что было, и постарается жить настоящим, а не призраками прошлого. Доктор на прощание сказал, что, может быть, он когда-нибудь и вспомнит то, от чего он так безоглядно бежал. Что ж, память непредсказуема. Его устраивала пустота, оставшаяся от трех последних насыщенных дней. Порвав копию расписки (вторая такая оставалась у доктора) и выбросив ее в урну, Гарри отправился домой. *** На темном небе ковром расстилались звезды. Гарри сидел на подоконнике и наблюдал за их блестящими хороводами. Гермиона сидела рядышком, в кресле и читала какую-то толстенную пыльную книгу. - Герм, - внезапно окликнул ее Гарри. - М-м-м? – не отрываясь от интересного чтива, промычала она. - Герм, посмотри на меня, - попросил он. - Ну? Гарри глубоко вдохнул. - Ты знаешь, Гермиона, я тебя люблю. - Я тоже тебя люблю, - спокойно отозвалась Гермиона, слышавшая эту фразу сотни раз, особенно в юности, когда давала списывать уроки своим друзьям-мальчишкам. - Нет, - покачал головой Гарри. – Я тебя люблю, - совсем другим тоном проговорил он. Гермиона, снова успевшая погрузиться в чтение, резко вскинула голову. На ее лице, сменяя друг друга, отразились непонимание, недоумение, надежда. - Ты?.. - Да, я. Прижимая к себе счастливую Гермиону, Гарри мельком взглянул в окно. Оставляя серебристую дорожку, с неба падала звезда, и Гарри загадал желание, чтобы у них с Гермионой все было хорошо. Он так хотел этого. Сейчас он чуть покривил душой, но, взглянув на радостное лицо жены, немного успокоился. А что будет дальше?... Черт его знает. Будь что будет! 17.08.2004
Эль Цета: Street girl Пока я читала это, подошла мама и попыталась отогнать меня от компа. Я на нее наорала, сорвала голос. Что делаешь со мной, что делаешь?! Вот сижу и печатаю сквозь слезы... это - хэппи-энд?! Да ни фига подобного!!! Ну нельзя так, нельзя... садистка ты. Хоть что делай, а «Война» и та закончилась куда оптимистичнее, чем это. Кста, увидела параллели со своим фиком по этому же сюжету. Случайно? Слушай, солнце, я прошу. очень прошу настоящий хэппи-энд! Я не знаю, как, но сделай, пожалуйста!
Цыца-дрица-ум-цаца: Боже, как плакать хочется...Так грустно и романтично (в хорошем, настоящем смысле - романтично!)...Действительно, наворачиваются слезы! Я бы согласилась с Эль Цестой и попросила бы альтернативный энд, но произведение настолько цельное и законченное, что любые другие энды будут казаться неуместными, ИМХО. Но...вот если бы Снейп и Гарри...*мечтательно прикрывает глаза*
Street girl: Цыца-дрица-ум-цаца Да Господи, почему же плакать! Все вроде бы и хорошо закончилось. А насчет альтернативного финала... не знаю, думаю, что с ним ничего не получится. Это да, но я не люблю, когда они вместе! Эль Цета Да, это хэппи-энд по-эльговски! Ххххосподи, да тут же половина кусочка ирония идет, а вторая половина сопли Гарри. Параллели почти, кстати, прозрачные. А задумывался именно такой конец еще с самого начала феста, когда я приглядела этот сюжет как единственный для себя подходящий!
Эль Цета: Street girl Ты же знаешь, как я их люблю... и люблю именно вместе. Я признаю только один случай, когда они не вместе: один из них уже мертв. Золотко, ЭТО - не хэппи-энд! Ты меня в этом не убедишь, даже не пытайся...
Liane: ндаааа... полный энд....
Street girl: Liane В смысле? В смысле, пипец? Эль Цета Я так и знала...
MrsSlyMordevolt: Street girl Согласна со всеми , энд был совсем не хэппи. Ну на то оно и ангст. Спасибо , очень трогательно. Хотя , думаю , не будет Гарри с Герми счастья. Любовь так просто не убить.
Эль Цета: Street girl *засучивает рукава* Ну, ты у меня дождешься... я тебе все скажу! Жди письмо!
Street girl: Эль Цета Только сильно не бей! Как же я потом на глаза своей любови попадусь! MrsSlyMordevolt На то здесь и открытый финал, чтоб все сами додумали, что будет дальше. Мне не хотелось развивать, потому что, если я Снейпа убью, будут недовольны читатели, а если будет сопливый хэппи-енд буду недовольна я. Спасибо за отзыв!
Ольга: Street girl Я сегодня этот фик отформатировала для сайта, но он странновато выглядит без названия. Может все-таки придумаешь что-нибудь такое, подходящее?
Street girl: Ольга Спасибо. (Мне Юля говорила его прислать, но я все как-то до выходных откладывала... ) А название... я его тщетно пытаюсь придумать с середины августа, но я подумаю, ладно?
Ольга: Ждем-ждем :)
Street girl: Судя по всему фику придется остаться без названия. Я всю голову сломала. Но аллергия не располагает к умственной деятельности.
anri: Street girl Открытый финал однозначно лучше закрытого гроба:) Но я удивляюсь, откуда у такой юной девушки столь большая любовь к angst ?
Street girl: anri anri пишет: цитатаОткрытый финал однозначно лучше закрытого гроба:) Хи-хи, какая мила фраза. Можно я ее подписью поставлю. А про ангст... ну, не знаю даже. Находит периодически. Хотя сама по себе я оч. веселая. Даже чрезмерно.
anri: Street girl Мрачноватая будет подпись Но если хотите - мне не жалко:))
Street girl: anri Спасибо!
полная версия страницы